Мерцание «Призрака»: лик смерти

Шилов Павел

– Агент Стивенсон, как вы? – перекрикивая выстрелы, подполз к ней Уилкинс. – Надо стрелять, надо вести перестрелку!

Эти слова капитана Анджелина слышала, но они расплывались гулким эхом по всей голове, а она ощущала себя в каком-то потустороннем мире, где царит пустота и уныние.

– Ты меня слышишь, Анджелина?

– Да. Да, капитан, – немного приходя в себя и еле переворачиваясь на спину, ответила она. Анджелина взяла в руки присыпанный песком карабин «М-4», прицелилась и сделала первый выстрел. Внезапно прогремел ещё один выстрел из гранатомёта, и сержанта, который был вместе с ними, разорвало на куски так, что разные части тела отлети хаотично в стороны. Рука сержанта

упала на неё и испачкала рукав песчаного камуфляжа Анджелины, но бой продолжался, не желая стихать ни на секунду. Окружение трещало по швам, как собственно и вся операция, в положительный исход которой верили только в командовании, но не простые офицеры и солдаты, выполнявшие приказ.

Иракские солдаты стреляли из последних сил, но самого генерала Аль-Массуда не было видно. «Неужели его нет в колоне», – подумал на мгновение капитан.

Выстрелы стихли. Песчаная взвесь в воздухе стояла столбом так, что ничего не было видно на расстоянии протянутой руки.

– Как обстановка? – подстрелив выскочившего прямо на командира отряда «морских котиков» солдата иракской армии, спросил по каналу связи Уилкинс.

– У нас большие потери. Больше половины личного состава отряда атаковали в тыл подходившие сзади группы солдат иракской армии. Повторяю, практически все погибли. Поэтому на вас и пришёлся такой напор.

– Генерал ранен в ногу. Подходите быстрее.

Анджелина и Уилкинс встали на ноги, отряхивая на скорую руку камуфляж от песка. Капитан видел, что агент Стивенсон слегка не в себе. Это можно было прочесть в её карих глазах, в которых чувствовалось некое смятение. Возможно, даже она до конца не понимала и сама, что с ней происходит. Уилкинс посмотрел на грязное лицо Анджелины и сказал:

– Как вы себя чувствуете?

Она повернулась к нему и посмотрела на капитана тупым пустым взглядом, внимательно осмотрев его круглое лицо с короткими светлыми волосами и голубыми глазами, произнеся чуть позже следующее:

– Я… Я…

– Ладно, постарайся побыстрее прийти в себя, – сказал Уилкинс, меняя магазин в карабине «М-4».

Анджелина попыталась провести рукой по волосам, но её безупречно ухоженные чёрные волосы были все в песке. Болела скула. Из рассечения сочилась кровь. Уши были тоже в крови от небольшой контузии. Она поставила карабин «М-4» на предохранитель и закинула его на плечо. Крайне медленно передвигаясь, Анджелина отставала от Уилкинса. Её ноги не слушались, не хотели идти, словно были ватными и мягкими, и постоянно подкашивались, заставляя агента Стивенсона опускаться к горящему и раскалённому песку.

Оставшиеся в живых спецназовцы из отряда «морских котиков» собрались в точке, где лежал и стонал от ранения в икроножную мышцу генерал Аль-Массуд с наложенным на ногу жгутом, чтобы не истечь кровью до допроса.

Спецназовцы затащили генерала в близлежащее полуразрушенное здание, и агент Стивенсон немного путаясь не только в дозировке препарата, но и в самой себе, начала допрос Аль-Массуда с применением химических средств.

Генерал стонал в бреду и говорил бессмысленные фразы, путаясь в собственных словах. Наркотический препарат дал совсем другой результат, и спустя несколько минут он умер от сердечного приступа. Задание было провалено. Никаких данных от генерала так и не было получено, а потери при операции превысили все допустимые показатели. И всё, быть может, было бы не так трагично, если бы при отходе агент Стивенсон не получила шальную пулю в левое плечо, а при её спасении отряд «морских котиков» не лишился ещё бы пару бойцов, но всё получилось как получилось.

Нью-Йорк. Манхэттен. Наши дни.

Анджелина резко открыла

глаза. По её лицу струился холодный липкий пот. Она села на постели и вытерла рукой вспотевшее лицо. Всё вновь и вновь ей опять снилась та кошмарная короткая командировка в Ирак. Из года в год эти воспоминания не давали ей покоя, постоянно возвращая её во сне в эту безрезультативную и провальную операцию. Да, можно было сказать, что в те годы она была ещё молода, но молодость не было оправданием стольким потерям.

Она опустила ноги на пол и включила свет. Анджелина сняла с себя мокрую от пота футболку и пошла в ванную, чтобы принять душ.

Тропический душ в душевой кабине согрел её стройное тело, которое, может быть, не было большим эталоном красоты, но было атлетичным и выносливым.

Выйдя из ванной, она вытерла волосы полотенцем и обратила внимание на надрывающийся от виброзвонка смартфон. Анджелина подошла к прикроватной тумбочке и взяла смартфон в правую руку, нажав на приём:

– Да, мистер Майерс, – ответила она.

– Я жду тебя в штаб-квартире. Приезжай скорее, есть срочное дело, – спокойным голосом сказал он.

– Хорошо, сэр.

Анджелина нажала на смартфоне отбой и положила его на тумбочку. Что-то тяготило её. Она чувствовала себя беспомощной среди всего того мира, в котором жила. Ей часто было непонятно, что же она ищет во всей этой жизни. Хотя Анджелине было всего тридцать три, она чувствовала, что прожила уже как минимум пятьдесят. Ощущение пустоты не давало ей душевного покоя. Она подошла к окну и, отдёрнув резко штору, обратила своё внимание на улицу. Простояв так несколько минут, Анджелина сняла с себя халат и принялась одеваться в телесного цвета нижнее бельё, великолепно сидевшее на ней, подчёркивая её фигуру.

Она встала перед зеркалом и расчесала волосы, одевая строгий серый брючный костюм. Всё мешалось в её сознании, задавая ей всё новые и новые вопросы, ответы на которые скрывались где-то в тёмных углах её квартиры, где преобладал скромный дизайн, более походящий на стиль хай-тек. Она особо никогда не знала, что такое большие деньги и крупные суммы, какие видела только в кейсах, которые изредка перевозила в качестве курьера в разные страны. Анджелина в очередной раз не могла знать, что ждёт её дальше, но она пыталась успокоить себя, хотя это было каждый раз всё сложнее.

Она вышла из квартиры и закрыла на замок входную дверь, отправившись на стоянку за своей машиной.

Рим.

Льюис продолжал безмятежно спать на кресле в вагоне поезда, видя странный и абсолютно спокойный сон. В каком-то смысле это было для него даже удивительным действом, поскольку обычно ему виделись кошмары и сны, где всплывали его воспоминания, от которых он постоянно хотел сбежать, скрыться и продолжать бежать туда, где был покой, которого Говард давно уже не видел. Но сейчас ему виделась прекрасная поляна с сочной луговой травой и сказочный по красоте лес, от которого веяло свежестью и хвоей. По небу плыли облака, скрываясь за линей горизонта, а солнце было настолько ярким, что слепило его глаза. Это было единственным, что прерывало его покой, потому что напоминало ему Ближний Восток, который перемолол столько людских жизней, что уже невозможно было подсчитать, и Льюис не хотел даже задумываться, сколько ещё судеб прервёт эта адская пасть… Однако свежий ветерок, пахший хвоей, прервал его размышления и принёс с собой покой. Он входил в лес, где преобладали великолепные по красоте лиственницы, которые своими кронами, казалось, чертили незамысловатый пейзаж на голубом небе, а ели ставили точки и запятые, придавая всему смысл. Такой странный и загадочный смысл, исчезающий в пустоте…