Мерцающий пруд
Шрифт:
Сейчас она испытывала приятную усталость, мечтательно глядя на ясную ночь и большую луну, которая висела над головой и серебрила темные воды залива. Несколько огоньков светились на берегу Джерси, и блестками переливались огни судов и суденышек, стоявших на якоре. Сани катились ровно и мягко, колокольчики под дугой волшебно звенели в ночи.
— Удобно, Лора? — прошептал Уэйд, и она кивнула головой, лежавшей на его плече. Приятно было отодвинуть все тревожные вопросы и снова на некоторое время сделать вид, что она замужем за кем-то, кого она любит и кто сильно
Лору начинала охватывать дремота. Ее обнимала рука Уэйда, и на короткое время она могла почувствовать себя защищенной и охраняемой. Это был самообман, но она в дремоте держалась за это теплое утешительное чувство.
Один раз, когда сани подскочили на разбитом колеями участке на пересечении дорог, глаза ее открылись, и в быстро промелькнувшем свете лампы она увидела, что Адам, сидевший рядом с Сериной напротив них с Уэйдом, наблюдает за ней. Она быстро зажмурилась, отказываясь принимать какой бы то ни было вызов с его стороны. Ей даже было жаль Адама сегодня. У него не было ничего, никого. Ему приходилось жить наедине со своим ожесточением.
Она еще уютнее устроилась в изгибе руки Уэйда. Когда дорога снова нырнула в темноту, она почувствовала на своем лице прикосновение щеки мужа и успокоилась.
XVIII
Март ворвался бурными ветрами, растопил снег на ветках деревьев и склонах холма, превращая дороги Стейтен-Айленда в море грязи. «Ричмонд Кантри Газетт» опубликовала обычные возмущенные письма протеста читателей, которые считали, что новое покрытие дорог является делом первой необходимости.
В углу тайлеровского двора ива склонялась на ветру, и ее тонкие ветви разметались, как длинные женские волосы. Ветер стонал в печных трубах и свистел в каждую оконную и дверную щель, к которой мог прикоснуться своими буйными губами. В такой день приятно было посидеть в тепле у огня.
Что касается мамы Тайлер, положение дел в доме оставалось неизменным. Старая леди все еще лежала в постели, не допускала к себе никого, кроме Уэйда, Элли и Питера, и время от времени ухудшала свое состояние из-за присутствия подраставшего щенка. Она не читала ничего, кроме Библии, и часто цитировала Уэйду слова своего Бога, придавая им характер суровой критики этого дома.
Лора с радостью принимала изгнание, хотя временами это создавало трудности для остальных обитателей дома.
Но у Уэйда после санного бала появилась, по крайней мере, возможность исчезать.
Он посетил собрание Круга в доме Морган Ченнинг, и хотя не рассказывал много и был настороже, Лора видела, что в нем проснулся интерес. В начале марта, когда в Нью-Йорке проводилось массовое собрание, где должен был выступать Клемент Вэлэндигэм, Уэйд отправился туда вместе с Мюрреем Норвудом и Морган. Лора тоже хотела бы поехать, хотя бы ради развлечения, но Уэйд твердо заявил, что это мужские дела и он предпочитает, чтобы она в них участия не
Как Вирджиния, мятежно подумала она. Но никаким образом она не хотела сбить этот новый интерес, который воодушевлял его. Она подозревала, что он не рассказывал матери, что он делает или куда ходит, и это, наверное, добавило старой женщине еще одну занозу раздражения.
Уэйд вернулся домой с нью-йоркского собрания, фамильярно говоря о «Вале», очевидно заразившись электрической энергией этого бывшего конгрессмена из Огайо. Вэлэндигэм проиграл на последних выборах, но он все еще был лидером мирных демократов, и ходили слухи, что он был также лидером Рыцарей Золотого Круга. Лоре было достаточно, что Уэйд ожил и был, по крайней мере, занят делом, если и не вполне счастлив.
Сегодня днем она вошла в столовую, чтобы закончить одно незавершенное дело. Уэйд ушел по своим делам, а Джемми еще не вернулся из школы. Она совершит свой беззаконный поступок и удивит их обоих за обедом.
Чего бы ей хотелось, так это сорвать эти жуткие красные обои до последнего кусочка и отделать все заново. Но она понимала, что лучше приступать к своей реформаторской деятельности в менее революционной манере. Даже маленькое продвижение вперед за один раз сгодится.
Со своего почетного места над буфетом дикая птица свешивала безжизненную шею с нарисованного стола и сверлила ее мертвым глазом. Лора жизнерадостно кивнула ей:
— Ты достаточно долго портила нам аппетит. Придется тебе спуститься. А я найду на твое место что-нибудь веселое, даже если мне придется нарисовать это самой.
Элли приоткрыла дверь плечом и просунула в столовую голову.
— Вы звали меня, мэм? Мне показалось, что кто-то разговаривает. — Руки ее были в муке и тесте, и она старалась не уронить кусочки на пол.
— Ты слышала меня, Элли, — сказала Лора. — Я разговаривала с его милостью, там, наверху. — Она показала на картину на стене.
Глаза Элли округлились, и Лора тихо рассмеялась. В этом доме лучше было громко не смеяться, иначе сразу зазвонит колокольчик.
— Не беспокойся, — сказала она. — Все в порядке, пока я разговариваю с картиной на стене. Вот когда я начну разговаривать сама с собой, тогда надо будет волноваться.
Элли не отличалась большим чувством юмора, но, решив, что это что-то вроде шутки, скривила свой тонкий рот в подобии улыбки.
Тут пронзительно зазвенел колокольчик миссис Тайлер. В долгие зимние дни его серебряный звук стал более резким и менее музыкальным от постоянного употребления.
— О Боже, мэм! — запричитала Элли. В последние дни даже ее преданность миссис Тайлер несколько поуменьшилась. — Сейчас нужно следить за этим тестом, и вот ей что-то нужно.
— Иди на кухню, — сказала Лора. — Я посмотрю, что ей надо.
— Лучше не надо, — сказала Элли, тщетно пытаясь вытереть липкие руки. — В последнее время в нее дьявол вселился — прошу прощения, мэм. Бог знает, что она сделает, если вы войдете туда.
— Я все же пойду, — сказала Лора, вдруг приняв решение. — А ты заканчивай с хлебом.