Мэри Роуз
Шрифт:
— Ты просто золото, Фенни, ты знаешь об этом? Если бы у нас не было тебя, нам пришлось бы тебя выдумать — тогда, когда мы выдумывали все, что нам было необходимо.
Фенелла рассмеялась. Скользнув взглядом по ее лицу, он обнаружил, что щеки девушки все еще влажные от слез.
— Я попытаюсь, — ответил он. — Того мужчину звали Рейф Хенли, и он был свечных дел мастером, так что мне будет нетрудно выяснить, куда увели его детей. Спасибо, милая. А теперь расскажи мне, почему ты плакала и почему твой день был таким же омерзительным, как и мой.
— Лучше не стоит.
— Тетушка говорила о чем-то подобном, — понял он. — Она набросилась на меня, словно фурия, поскольку я оставляю тебя здесь одну, наедине со своими мыслями.
— Как несправедливо! — Фенелла обняла его. — Теперь ты еще должен подбадривать нас, бедный Сильвестр. Если бы тебя у нас не было, нам пришлось бы тебя выдумать, нам с Энтони.
— Что случилось, Фенелла? Расскажи мне.
— Правда, ничего, — выдавила она из себя, указывая на стоявшую у окна конторку. — Просто эта книга…
— «Смерть короля Артура»?
Фенелла кивнула.
— Не нужно было мне давать ее тебе.
— Конечно, нужно. Мне стыдно, потому что ты видел, как горит человек, а я плачу над бумажными фигурками из дурацкой книги.
— Я тоже плакал, когда читал ее, — признался Сильвестр. — О короле Артуре, который любил свою прекрасную жен: у Гвиневру и своего друга, этого великолепного Ланселота… И о Гвиневре с Ланселотом, которые любят друг друга и…
— …которые обманывают его, — сдавленным от слез голосом закончила за него Фенелла. — И о Камелоте, который рушится из-за этого. Поверь мне, я даже не представляю себе, почему так ужасно реву из-за этого.
Он прижал ее к себе и погладил по спине. «Я тоже, — подумал он. — И, черт возьми, даже думать об этом не хочу».
— Между этими тремя столько любви, — вырвалось у Фенеллы. — Ах, Сильвестр, как столько любви может принести не еще больше любви, а смерть?
Девушка горько плакала. Каждый раз, когда она пыталась поднять голову, ее снова захлестывала волна слез. Это было для нее слишком. Ожидание, тревога, неопределенность будущего.
— Фенелла, — произнес он, — для Англии война окончена. Энтони в Лондоне, и, судя по письму, у него все хорошо.
На один удар сердца она замерла в его руках.
Сильвестр вытянул из-за пояса сложенный лист бумаги.
— А теперь прекращай плакать, ладно? Он снова прислал тебе стихи Петрарки, и, если хочешь, я сейчас сбегаю к Мэтту, смотрителю порта, и заставлю его перевести для тебя.
Плакать она не перестала, но улыбнулась сквозь слезы.
— Прочти мне, пожалуйста. Думаю, что перевести я могу и сама.
— Ты, Фенни? С каких это пор ты понимаешь итальянский? Она пожала плечами.
— Мне ведь нечего особо делать. Все эти месяцы я снова и снова сравнивала строки с переводом и записывала каждое слово на листок. И в какой-то момент начала понимать.
— Pace non trovo, — недоверчиво прочел Сильвестр.
— Не обрести мне мира.
— Et non `o da far guerra.
— И у меня нет средств на то, чтобы вести войну.
— E temo, et spero; et ardo, et son un ghiaccio.
— Я
— Et volo sopra 'l cielo, et giaccio in terra.
— Я лечу по небу и лежу на земле.
— Et nulla stringo, et tutto 'l mondo abbraccio.
— Я ничего не понимаю и обнимаю весь мир.
— Ты гений, Фенелла.
— Ах, нет. Просто девушка, у которой много времени.
— Я не понимаю, почему за все это время он не прислал тебе ничего по-английски, — произнес Сильвестр.
— Потому что я очень хотела выучить это, — ответила Фенелла, вытирая глаза и щеки.
— Итальянский?
Она кивнула.
«Он любит ее, — подумал Сильвестр. — Он способен любить женщину — мой друг Энтони, у которого в голове одни только корабли».
— Если хочешь, я поеду с тобой в Лондон, — произнес он. — Не сразу, а как только нам поставят те две баржи.
Фенелла покачала головой.
— Нет, милый мой Сильвестр. Пока тетушка не оторвала тебе голову окончательно, я хотела бы сидеть здесь и ждать.
— Здесь твое место, — произнес Сильвестр. — Твое убежище — когда бы оно тебе ни понадобилось.
— Я испытываю настоящее облегчение, поскольку боюсь, что останусь тут надолго.
Оба рассмеялись.
— Ты голодна? — спросил он. — Давай посмотрим, можно ли еще есть тот паштет, который Карлос не остужает уже несколько часов?
Фенелла кивнула и взяла его за руку.
Через три дня приехал Энтони.
8
Фенелла
Портсмут, сентябрь 1524 года
Глушь, в которой они прежде бродили, словно звери, теперь, казалось, была полностью обнесена стеной:, а по пути то и дело появлялись новые ямы. После победоносного марша по Франции король вышел из войны и заключил помолвку своей единственной дочери Марии с габсбургским императором Карлом. Папа оценил твердость, с которой английский король отнесся к реформаторам Церкви, и Франциск, король Франции, осознал, что с Генрихом Английским не шутят. Так что Генрих уверенно сидел в седле, но при этом продолжал превращать свой портовый город Портсмут в крепость.
Возможно, уже не осталось ни одной лужайки, на которой они могли бы посидеть, что, впрочем, было даже к лучшему. Фенелла не была уверена, сможет ли выносить тишину, когда прошло столько времени.
Ива еще стояла. И черешня тоже. Наверное, моросящий дождь разогнал рабочих. У канала было тихо. За ивовыми ветвями сидел Энтони и ел малину.
Он прислал ей всего одно слово, и она сразу же примчалась.
А теперь остановилась и принялась рассматривать его. Возможно, он был единственным человеком в мире, который умел есть малину, не брызнув ни капельки на белоснежную рубашку. Он ел так же, как натягивал лук и как макал паклю в смолу, чтобы проконопатить судно: с подчеркнутым равнодушием, не сосредоточиваясь, но с абсолютной точностью. Он даже подбородок не испачкал, и пальцы его были чисты, хоть он их и не облизывал.