Мэрилин Монро

Спото Дональд

Во время таких посещений Глэдис наверняка бывала исключена из «настоящей» жизни семьи, невзирая на рекомендации врачей, чтобы она в ней активно участвовала. Глэдис не ощутила себя более прочно связанной с реальной действительностью даже тогда, когда она навестила дочь в доме на Эрбол-драйв. Там Эткинсоны, по-прежнему погруженные в свои несбывшиеся мечты и надежды, упаковывали вещи для возвращения в Англию, где, как они говорили, их ждал верный успех. Испытывая ужас от ответственности за Норму Джин и несомненное чувство вины из-за того, что подвела врачей, дочку и Грейс, Глэдис вернулась к относительному спокойствию больницы. Там, по крайней мере, она вела жизнь в комфорте установленного распорядка, не выполняла никакой

ответственной работы и не несла материнских обязанностей, благодаря чему была избавлена от постоянного чувства вины. Единственную действительность образовывало для нее то, что она видела и слышала в непосредственной близости. Норма Джин становилась для Глэдис не более чем смутным, неотчетливым силуэтом, который блуждал где-то на периферии ее памяти, словно болезненный призрак. «Моя мать, — сказала позже Норма Джин, — никогда по-настоящему и не старалась быть со мной. Думаю, меня для нее вообще не существовало».

Осенью дом на Эрбол-драйв был выставлен на продажу; этот отрезок улицы вскоре исчез — он был включен в комплекс, созданный вокруг голливудского амфитеатра. Однако Грейс не забрала девочку к себе, и причина была достаточно простой. Мак-Ки приняла решение стать законным опекуном Нормы Джин, но суд штата Калифорния требовал доказательств того, что живые и здравствующие родители (или родитель) ребенка неспособны к осуществлению опеки над ним и шансы на изменение ситуации отсутствуют. Кроме того, по законам штата требовалось, чтобы перед усыновлением ребенок провел по меньшей мере шесть месяцев в окружном сиротском приюте, пока за это время будет устанавливаться и оформляться право на опеку.

Первое требование удалось легко удовлетворить, когда Грейс получила официальное свидетельство врачей о душевной болезни Глэдис, которая была признана умалишенной. После этого Мак-Ки организовала перевод Глэдис из общедоступной больницы Лос-Анджелеса в штатную больницу в Норуолке, где не так давно умерла Делла Монро. Состояние Глэдис нормализовалось, и врачи из Лос-Анджелеса констатировали, что уже не могут больше держать ее в своей больнице общего типа. «Болезнь данной пациентки, — свидетельствовал отчет главного врача, — характеризует то, что она: (1) периодически отдается религиозным чувствам; (2) временами испытывает глубокую депрессию и беспокойство. Представляется, что это состояние носит хронический характер». Такие формулировки отчетливо демонстрируют поверхностный характер диагностирования и лечения психических болезней в 1935 году. Разумным представляется вопрос: а не была ли жажда духовной чистоты и здоровья — обычное следствие депрессии и беспокойства — вполне адекватной реакцией Глэдис на многочисленные жизненные испытания, постигшие ее?

Поскольку вилла на Эрбол-драйв перестала быть семейным домом, единственным выходом стало помещение Глэдис в стационар. Кроме того, штатная больница в Норуолке (по крайней мере, в сравнении с общедоступной больницей Лос-Анджелеса) пользовалась лучшей репутацией применительно к умению справляться с хроническими случаями разнообразных психических заболеваний. В дополнение к общей апатии Глэдис и отсутствию у нее внешних проявлений каких-либо эмоций, заявление Грейс о внебрачном происхождении Нормы Джин и изложение ею всей семейной истории подруги — уже традиционного, хотя и неточного припоминания душевных болезней, явившихся уделом Тилфорда, Отиса и Деллы, — убедило врачей Лос-Анджелесской больницы в том, что их пациентка является человеком, не несущим ответственности за свои поступки и, стало быть, недееспособным.

Таким образом, в январе 1935 года Глэдис забрали в штатную больницу, расположенную в Норуолке, где она пробыла ровно год, вплоть до момента следующего переезда. «Мне было неприятно, что она болеет, — вспоминала впоследствии Норма Джин, — но нас никогда не связывали никакие отношения. Я видела ее не

особенно часто». Грейс не столкнулась с затруднениями и при выполнении второго правового требования. Выяснив, что в сентябре следующего года Норма Джин может добиваться предоставления ей места в сиротском приюте Лос-Анджелеса, она договорилась с семейством Джиффенов, проживавшим в западном секторе города, о том, что до указанного времени эти люди будут заботиться о девочке. Однако прежде, чем отдать туда Норму, Грейс хитроумно пронюхала, что Джиффены, имея и без того полный дом детей — как собственных, так и взятых на воспитание, — не в состоянии задержать у себя Норму Джин на сколь-нибудь длительное время.

Грейс демонстративно проявляла свою заботу о Норме Джин и еженедельно направляла заявления и справки в надлежащие инстанции, а также вновь обратилась в суд с просьбой отказаться от обязательного помещения ребенка в приют для сирот, так чтобы после пребывания у Джиффенов девочка могла бы сразу поселиться с нею. «Невозможно себе представить, как же я была счастлива, когда Грейс сказала мне, что не отправляет меня в какую-то непонятную школу, где мне пришлось бы жить с детьми, которых я совсем не знаю, и без семьи».

И таким вот образом после двух месяцев, проведенных у Джиффенов, девочке разрешили — пока суд проверит по всем статьям, подходит ли Грейс для того, чтобы стать легальным опекуном Нормы Джин, — временно пожить с матерью Грейс, Эммой Уилетт Этчисон. Та занимала отдельную квартиру на Лоди-плэйс в Голливуде, в красивом, украшенном белой лепкой здании в испанском стиле, крыша которого была покрыта черепицей, двор обсажен цветами, а в центре тихо журчал фонтан. Норма Джин поселилась там ранней весной 1935 года.

В это же самое время Грейс приступила к действиям — не только быстро преодолев все формальности, связанные с организацией опеки над Нормой Джин, но также добившись от суда предоставления ей исключительного контроля над делами Глэдис П. Бейкер. Грейс справедливо рассуждала, что финансовые вопросы следует решать на регулярной и официальной основе, чтобы избежать потенциального захвата имущества Глэдис то ли человеком, который может неожиданно появиться и выдать себя за отца Нормы Джин, то ли налоговым ведомством. Она знала также, что надлежащие домашние инвестиции, или же обналичивание банковского чека, или продажа какой-либо недвижимости требуют огромной осторожности, и понимала, что могла бы от имени Нормы Джин брать деньги на содержание девочки. Применительно к этому Грейс сделала 25 марта заявление под присягой, что Глэдис нуждается в назначенном судом кураторе и что, невзирая на факт несоблюдения самой заявительницей условий предоставления ей права временно опекать сироту, она была бы подходящей кандидатурой.

В апреле активы «имущества» Глэдис были оценены следующим образом:

Глэдис Бейкер, как ее тогда называли, располагает суммой 60 долларов наличными на банковском счете; имеет: 90 долларов в виде чеков без гарантированного покрытия (страховка за потерю работы в связи с заболеванием); один радиоприемник стоимостью 25 долларов с подлежащим для погашения рассрочки взносом в размере 15 долларов; у нее 250 долларов долга за седан марки «Плимут» 1933 года, которым Глэдис пользовалась редко; и 200 долларов, причитающихся с нее за белый рояль.

1 июня, в день, когда Норме Джин исполнилось ровно девять лет, Грейс Мак-Ки вошла во владение всем, что принадлежало Глэдис Бейкер, — взяв на себя одновременно ответственность за распоряжение этим имуществом. В течение нескольких дней она отвезла автомобиль его первому владельцу (который после этого отказался от претензий по долгу), продала рояль за 235 долларов (надлежащим образом переведя прибыль в состав имущественной массы); дом был получен обратно взамен за ипотечный заклад, причем без уплаты штрафа.