Merry dancers
Шрифт:
Бедная-бедная Джинни, она просто не могла осознать истинные мотивы такого поведения и сейчас пыталась вбить ей в голову все свои опасения и страхи, но Луна продолжала улыбаться, и нет, в этой улыбке не было снисходительности, в ней была просто… улыбка: мягкая, добрая, жизнеутверждающая. Так улыбаются либо храбрецы, либо сумасшедшие, и в отношении Луны Джинни склонялась ко второму мнению.
— Если твой отец напечатает еще что-то, оскорбляющее новую власть, ты знаешь, во что это может вам обойтись? — потрясенно говорила она. — Ты должна с ним поговорить, на вашем доме ведь даже нет защиты!
Но Невилл дернул её за рукав, призывая к молчанию, и взглядом указал на приближающуюся полноватую женщину с пучком жидких серых волос на голове, смотрящую на всех строгим взглядом. Джинни не договорила, она хотела высказать все, но совершенно не желала попасть под удар Пожирательницы Смерти, преподающей в Хогвартсе маггловедение. Учеников в Большом зале уже практически не было, да и никто бы не хотел стоять вблизи разгорающейся ссоры.
— Лонгботтом, Лавгуд… Уизли, — поморщившись от последней фамилии, произнесла Алекто; предатели крови и их дети, особенно Уизли, были ей не по вкусу. — Потрудитесь объяснить, что здесь происходит?
Она устремила свой взгляд на Невилла, который и не думал бояться: он уже перенес несколько физических наказаний от братца Алекто и думал, что хуже уже просто не может быть.
— Мы просто разговаривали, — равнодушно ответил он, все еще придерживая Джинни за рукав школьной мантии.
— И от этого разговора щеки мисс Уизли так покраснели? Вам плохо? — издевательски спросила профессор, глядя в розоватое от гнева лицо Джинни. — Может, вам стоит сходить к мадам Помфри за помощью, пока вы не заразили кого-нибудь?
— Вообще-то, профессор, — сквозь зубы проговорила Джинни в самодовольное лицо Алекто, — я абсолютно здорова, а вы…
— Я думаю, — неожиданно вступила Луна, перебивая; она сосредоточенно взглянула на подругу, словно ставя диагноз, — во всем виноваты мозгошмыги. Это не заразно, профессор, Джинни просто следует пойти поспать, и они выветрятся.
Брови Алекто взметнулись вверх, складывая на лбу глубокие морщины, она посмотрела на белокурую девушку с серёжками в виде редисок, как на сумасшедшую.
— Лавгуд, перестаньте нести чушь, или я назначу вам взыскание, — приняв её невинные слова за издевку, пригрозила она. — И поверьте — наказание в Запретном лесу покажется вам укусом хлюпнявки, по сравнению с тем, что вас ждет!
— О, профессор Кэрроу, вы тоже считаете хлюпнявок неопасными? — Луна перевела мечтательный взгляд на сводчатое окно, за которым полыхнула молния. — Мы с профессором Хагридом обсуждали их влияние на мандрагоры профессора Спраут и пришли к мнению, что ей стоит попробовать…
— Луна, заткнись! — не выдержал Невилл, понимая, куда может завести её странный взгляд на мир. А на полных щеках Алекто уже стали появляться красноватые пятна ярости, и даже Джинни, несколько секунд назад выплеснувшая негатив, испугалась за подругу. — Простите, профессор, она не это хотела сказать, просто…
— Просто что, Лонгботтом? — сердито спросила Алекто, глядя прямо в глаза рослому парню. При их разнице в росте, ей пришлось запрокинуть голову, чтобы сделать это. — Минус двадцать баллов с Гриффиндора и минус сорок с Рэйвенкло. — Она даже не потрудилась объяснить, за что сняла баллы. — Лавгуд,
— Хорошо, профессор, — спокойно ответила Луна; Джинни видела, что она ни капельки не расстроилась.
Довольная новым поводом поиздеваться над детьми предателей крови, Алекто Кэрроу покинула их компанию и вернулась обратно в Большой зал продолжать ужин, которым все трое ей искренне пожелали подавиться. Джинни схватила Луну за руку и потянула в сторону укромной ниши подальше от скопления учеников и учителей. Внутри неё снова всё клокотало. Невилл еле поспевал за ними, пытаясь что-то говорить, но его не слушали. Наконец, зайдя за рыцарские доспехи, показавшиеся сейчас надежной защитой, Джинни снова начала свои нападки:
— Какие, к Мерлину, хлюпнявки? Что ты творишь? Ты же специально нарываешься! В чем шутка, Луна, расскажи, мы вместе посмеемся, а?! — яростно жестикулируя, ругалась она.
— О, Невилл, — Луна облокотилась на холодную стену и обратилась вовсе не к кипящей злобой Джинни, — похоже, что ей действительно стоит поспать, иначе мозгошмыги не выветрятся!
Тот закатил глаза: он тоже иногда срывался, но сейчас одной озлобленной Джинни в компании хватало.
— Луна, просто не нарывайся больше на Алекто и не говори, — он на мгновение запнулся, — свои привычные слова при ней на сегодняшней отработке, авось обойдется, — ему стоило огромных усилий держать себя в руках.
— Ты предлагаешь мне поговорить с ней о квиддиче?
Невилл стиснул челюсти от негодования, глядя в её невинные глаза.
— Не злись, прости, я просто пошутила…
— Пошутила?!
— Джинни, не надо! — воскликнул Невилл, но ее было уже не остановить — она схватила подругу за плечи и с силой встряхнула.
— Ты просто пошутила? Луна, я прошу тебя, нет, я умоляю! Хватит! — этот вскрик могли услышать другие, поэтому Невилл снова попытался растащить девушек в разные стороны. С лица Луны, наконец, спала улыбка: похоже, она переживала… за Джинни. — Это переходит все границы! Неужели тебе не хватило отработки у Хагрида? Так ты еще и потрудилась получить ее у этой сумасшедшей убийцы Кэ…
— Джинни! — пытался перекрыть поток гневной речи Невилл; ему удалось оттащить разъяренную Джинни от Луны, но та продолжала повышать голос, изо всей силы сжимая кулаки.
— Отвали, Невилл! — и, словно снова забыв о существовании друга, она продолжила нападки. — Ты совсем ничего не осознаешь, да? Многие не могут понять тебя и считают, что… — тут она запнулась, потому что никогда не смела называть подругу этим словом.
— Сумасшедшей? Съехавшей с катушек лунатичкой? — Луна вовсе не злилась, она просто констатировала факты. — Но ты же знаешь, что это не так, Джинни? И Невилл знает, и Гарри, и Рон, и Гермиона… — к концу монолога ее голос немного потух: Луна всегда считала, что у неё не может быть друзей, поэтому каждый раз, когда кто-то говорил о ее не в меру странном, эксцентричном характере, она немного замыкалась в себе. — Прости, Джинни… — выдохнула она неожиданно горько. — Я не хотела доставить вам неудобств. Я… я, пожалуй, пойду…