Мертвая хватка

Джеймс Питер

— Свидетели утверждают, что он ехал по встречной.

— Он американец, может быть, рано утром не совсем проснулся, перепутал, где право, где лево. Или типичный чокнутый велосипедист. Видеокамеры зарегистрировали реальный момент столкновения?

— Пока не знаю. — Грейс сменил тему. — Не забываешь Марлона кормить? — Приходится ежедневно напоминать о золотой рыбке.

— Угу. К Джейми Оливье возил. Съел обед из трех блюд и десерт.

Рой усмехнулся.

— Знаешь, вид у него невеселый. Девчонка нужна, — вздохнул Брэнсон.

Тебе тоже, мысленно заметил Грейс.

— Пробовал, он всех к чертям съедает.

— Как

Эри.

Рой проигнорировал едкую шпильку Гленна в адрес жены.

— Надеюсь, не собираешься завтра залеживаться.

— Почему?

— Ты мне нужен в морге при полном параде.

24

В 7:15, всего через двенадцать часов после отъезда отсюда, Гленн Брэнсон остановил серебристый «хёндэ» без опознавательных знаков на пустой парковочной площадке за зданием морга Брайтона и Хоува. Заглушил мотор, крепко сжал виски пальцами, стараясь облегчить жгучую боль в голове. Во рту пересохло, горло выстлано наждаком, несмотря на выпитые пинты воды и принятые час назад таблетки парацетамола, которые еще не подействовали. Вообще нет уверенности, что подействуют.

Похмелье все хуже. Возможно, потому, что пьется все больше. Вчера вечером ушла бутылка красного вина, купленная в супермаркете по специальному предложению — спасибо. Думал выпить стаканчик перед телевизором под цыпленка из микроволновки и как-то незаметно высосал до донышка, чтобы утопить злость, приглушить боль в сердце, неотступную тоску по детям, снять спазмы в животе при каждой мысли о другом мужчине, который живет с его женой, играет с его детьми, купает их, черт побери. О каком-то скользком ипотечном агенте, которого Гленн уже готов убить. И еще из-за кучи дьявольского вранья в бумагах о разводе, лежащих рядом в белом конверте на пассажирском сиденье.

Днем назначена встреча с солиситором по поводу этих самых бумаг, для дальнейшего обсуждения финансовых обязательств и условий общения с детьми.

Дьявольская несправедливость. Пока полицейский из сил выбивается, рискует жизнью ради предотвращения преступления и поимки преступника, все нравственные принципы вылетают в окошко. Жена не обязана хранить верность — идет куда хочет, трахается с кем пожелает, выгоняет мужа из дома, приводит любовника.

Гленн в полном отчаянии вылез под моросивший дождик, открыл зонт. Одежда тоже не вдохновляет: синий дождевик поверх темного костюма с нехарактерно строгим галстуком, простые черные штиблеты, начищенные, как всегда, до зеркального блеска. Одна из немногих принятых во внимание рекомендаций суперинтендента Грейса по поводу внешнего вида относится именно к подобным случаям.

Слегка оживившись на свежем воздухе, сержант с неприятным предчувствием посмотрел на закрытый подъезд. Здесь всегда пробивает озноб, особенно с похмелья.

Здание морга серее и мрачнее прежнего. Спереди напоминает длинное пригородное бунгало со стенами из бетона с галькой и матовыми окнами, сзади больше похоже на склад — из-за крытых подъездов для незаметной доставки и вывоза трупов. Морг стоит рядом с оживленной Льюис-Роуд в центре Брайтона, отгороженный высокой стеной от соседних домов, а на крутом холме позади расположено молчаливое, заросшее деревьями кладбище Вудвейл.

Сержант задержался, заслышав приближающуюся машину, и вскоре из-за угла вывернула

Белла Мой в лиловом «ниссане». Суперинтендент направил ее сюда не только как детектива из отдела тяжких преступлений, но и как опытного специалиста по родственным связям.

Гленн любезно открыл дверцу, накрыл коллегу зонтом. Она поблагодарила, скупо улыбнулась:

— Как поживаешь?

— Пока живой, спасибо.

Интересно, отметил ли зоркий взгляд Беллы, что глаза его налиты кровью? Он явно утрачивает форму, пару месяцев не заглядывал в гимнастический зал, впервые появился намек на брюшко. Подозревая, что изо рта идет запах спиртного, полез в карман за мятной жвачкой, протянул ей — она вежливо отказалась, — бросил в рот подушечку и принялся жевать.

Жалко, что у Беллы, блистательного детектива, катастрофически отсутствует вкус. Приятное лицо портит бесформенная масса темных волос, одежда никудышная, старомодная — мешковатая красная дутая куртка, дедовский костюм-двойка бутылочного цвета, неуклюжие черные ботинки по щиколотку. Никакого стиля, начиная с тусклых часов на поношенном тряпичном ремешке, заканчивая автомобилем — совсем устаревшим, по мнению Гленна.

Похоже, Белла Мой в тридцать пять лет окончательно посвятила жизнь работе и уходу за престарелой матерью, полностью наплевав на свой собственный вид. Если бы он отважился ее модернизировать, как Роя Грейса, то наверняка превратил бы в красивую женщину.

Но даже намекнуть невозможно. В нынешнем политкорректном мире постоянно ходишь по минному полю. Белла может окрыситься, обозвать его женоненавистником.

Они одновременно оглянулись на подъехавший голубой «форд-мондео». Брэнсон узнал сидевшего за рулем констебля Дэна Пейтона из дорожной полиции. Рядом на пассажирском сиденье подозрительно вертит головой высокомерный мужчина лет пятидесяти с прилизанными серебристыми волосами, в профиль смахивающий на барсука; позади него женщина.

Барсук вылез, зевнул, огляделся, моргая. Вид усталый, убитый. На нем дорогое желтовато-коричневое пальто с бархатным воротником, ярко-оранжевый галстук в коричневую полоску, коричневые мокасины с золотыми пряжками, на безымянном пальце перстень с изумрудом в затейливой оправе, лицо желтоватое от искусственного загара и бессонной ночи.

Он только что потерял сына, и, кем бы ни был в американском преступном мире, Гленн невольно пожалел его в этот момент.

Задняя дверца автомобиля распахнулась, как бы взорвавшись, пахнуло духами, сначала показались ноги, потом женщина поднялась в полный рост, оказавшись чуть-чуть выше мужа. Привлекательное, но суровое лицо перекошено от горя; короткие светлые волосы подстрижены по моде и безупречно уложены; от верблюжьего пальто, темно-коричневой сумочки и таких же сапог из крокодиловой кожи веет благополучием и богатством.

— Мистер и миссис Ревир? — уточнил Брэнсон, шагнув вперед, протягивая руку.

Женщина взглянула на него, как на пустое место, презрительно тряхнув головой — должно быть, с чернокожими не разговаривает. Мужчина слегка улыбнулся, кивнул, представился:

— Лу Ревир. Моя жена Фернанда, — и ответил на рукопожатие гораздо крепче, чем ожидалось.

— Сержант Брэнсон и сержант Мой. Мы с констеблем Пейтоном прибыли встретить вас и оказать всемерную помощь. Примите глубочайшие соболезнования. Как долетели?