Мертвец – это только начало

Сухов Евгений Евгеньевич

Возможно, он и дальше продолжал бы преумножать собственное немалое состояние, если бы однажды случайный просчет не разорил банк, в который, как выяснилось позже, была вложена изрядная часть общака. Уже на следующий день были взорваны управляющий банка и его заместитель, а еще через неделю исчезли три человека, не разглядевшие досадный просчет. А человек, курировавший неудачную операцию, и вовсе проявил неосторожность – свалился с семнадцатого этажа высотного здания с тремя пулевыми отверстиями в голове. Интуиция подсказывала Рудольфу Альбертовичу,

что в ближайшие часы он должен будет закрыть список неудачников, и самое разумное, что оставалось в его положении, так это устроиться егерем в какой-нибудь заповедный сибирский уголок и прокуковать в абсолютном одиночестве года три-четыре.

Он уже уложил немногие вещички в кейс и присел на дорожку на крепкий стул, который приветливо скрипнул под его костистым телом, как дверь неожиданно открылась и на пороге, криво улыбаясь, предстал мужчина лет тридцати.

– Что же ты так уходишь не по-человечески, – поморщился гость, – попрощаться бы желательно.

Возможно, его появление не выглядело бы странным, если бы не три замка, которые незнакомец открыл без малейшего звука, и неизящный «вальтер», ствол которого был направлен в самую переносицу.

Убийцу следовало разговорить, вышибить из его холодных глаз теплую слезу жалости и, мило попрощавшись, исчезнуть из его жизни навсегда. Однако все его красноречие улетучилось мгновенно, едва он заглянул в черное отверстие ствола. Нацеленный в лоб пистолет – весьма существенный аргумент в споре с оппонентом.

Поднатужившись, Рудольф Альбертович выдавил из себя:

– Я ненадолго. Дела…

Разумеется, сказанное не было вершиной ораторского искусства, но на лице незнакомца отразилось подобие улыбки, которая мгновенно смялась в почти болезненную гримасу:

– Жить хочешь?

Язык прилип к горлу, и пришлось сделать немалое усилие, чтобы произнести единственное уместное слово:

– Да.

– Тогда слушай меня внимательно и не перебивай. Повторять не буду, на это просто нет времени. Через полчаса сюда придет человек, чтобы вышибить из «глока» твои умные мозги. Я предлагаю тебе другой вариант. Ты пойдешь со мной, и я гарантирую тебе безопасность. Тебе нельзя будет оставаться под своим старым именем, а поэтому имя и фамилию тебе придется изменить. Если ты согласен, то уже завтра получишь новые документы. С ними ты устроишься в банк, который мы тебе укажем, и будешь делать все, что мы тебе велим, и чтобы при этом не было никакой отсебятины. Впрочем, если ты не согласен, совсем не обязательно дожидаться эти полчаса, – показал незнакомец хищные зубы, – я могу избавить тебя от обязательств значительно раньше.

Незнакомец уверенно смахнул рукой с трюмо расставленные коробочки из-под одеколона и, брезгливо поморщившись, присел на освободившее место. Он чуть выставил ствол, и Рудольфу Альбертовичу показалось, что смерть стала на шаг ближе.

– Я согласен.

– Вот и отлично. Теперь ты работаешь на Кулика, – почти торжественно произнес незнакомец. – Если шепнешь кому-то хоть полслова, тратиться на

пулю не станем… Закопаем живого.

Рудольф Альбертович хотел сказать в ответ что-нибудь вразумительное, но из горла лез противный хрип.

– Разговорчив ты, это хорошо, – похвалил незнакомец, – мне такие ребята по душе. Думаю, мы с тобой поладим.

Расположившись к Рудольфу Альбертовичу окончательно, он дружески похлопал его ладонью по щеке, а потом вежливо попросил:

– Покажи зубы, сынок!

И когда Рудольф Альбертович открыл рот, он сунул пропахший гарью ствол в самое горло и с лаской в голосе продолжил:

– Чуть рыпнешься, и нет полчерепа.

И, вволю насмотревшись на расширенные от страха зрачки Рудольфа Альбертовича, вытащил пистолет и с хохотом вышел из квартиры.

На следующий день Рудольф стал Сергеем Юрьевичем Глазковым.

* * *

Стась Куликов колебался недолго. Ковырнув пальцем в ушах, он выдернул из кармана телефонную трубку и быстро набрал номер.

– Слушаю, – раздался знакомый голос.

– Послушай, Назар, у меня к тебе есть дельце.

– Кто говорит? – прозвучало настороженно и чуть торопливо.

– Это Стась.

Продолжительная пауза прервалась каким-то неопределенным кряканьем, после чего раздалось доброжелательное приветствие Колотого:

– Привет, Стась. Про этот номерочек знают немногие. Выходит, ты вычислил, где я остановился. Не спрашиваю, как нашел, но молодец, не каждому такое под силу. Так ты созрел? У тебя в запасе есть еще полтора дня.

– Я могу дать тебе человека, которого ты ищешь уже три года. Но мне бы хотелось, чтобы ты дал мне полный расчет.

– Хочу тебе заметить, Стась, на свете нет таких людей, которых я ищу так долго, – послышалось неодобрительное рокотание. – Если я на кого-то сердит по-настоящему, то он вряд ли протянет хотя бы неделю.

– Здесь я слышу скрытый подтекст, – усмехнулся в трубку Куликов, – но я говорю о человеке, который нагрелся на кассе. Ты помнишь такого кривого заморыша в больших черных очках?

– Продолжай, – заинтересованно раздалось в трубке.

– Так вот, я могу дать тебе его адрес, но мне нужна твоя гарантия, а точнее, мне достаточно будет твоего воровского слова.

На несколько минут их разделило тяжелое молчание. Решение принималось в муках. Назар Колотый, как никто, знал цену слова, а потому швыряться обещаниями не имел права.

– Много просишь, я его и так сумею отыскать. – И после новой паузы твердо добавил: – Могу сократить должок на треть.

– Хорошо, но в этом случае ты мне должен предоставить еще три недели отсрочки, мне нужно переговорить со своими партнерами.

– Ладно. Адрес?

– Записывай.

Назар усмехнулся:

– Ничего, и так запомню. До маразма мне далековато.

– Щелковская, двадцать четыре, квартира пять. Еще он бывает у своей подруги, она живет в Люблино, на Тихорецком бульваре, дом номер шесть.