Мертвецы и русалки. Очерки славянской мифологии
Шрифт:
В саратовской легенде мужик пошел сватом к чертям и «сосватал за сына опившуюся девку, что возит у чертей воду с прочими опойцами» [114] . Старик-пьяница шел из кабака пьяный, упал в воду и утонул: «черти тотчас подхватили его, сделали своею лошадью, да и возят теперь на нем дрова и воду» [115] .
Здесь мы находим и объяснение ходячей, но давно уже ставшей совершенно непонятною пословицы: «На сердитых воду возят» [116] . Пословицу эту мы понимаем так: сердитые часто оканчивают свои жизнь самоубийством или вообще преждевременною и скоропостижною смертью, после коей становятся водовозными лошадями у чертей.
114
А. Н. Афанасьев. Народн. русск. легенды. М., 1914. С. 192. № 29; Кумова кровать.
115
Там
116
АГО. XXXVII, 27. С. 35 (Корсунск. у.). Я много раз слышал эту пословицу в Петрограде. У Даля в Толковом словаре она приведена с таким пояснением: «…на упрямой лошади». Но, напр., на моей родине, в Сарапульском у. Вятской губ., пословица эта употребляется исключительно в таком виде: «На сердитых волки (иногда: черти) ср… ездят», где волки, конечно, – волкодлаки, оборотни, нечистые. Здесь ясно, что речь не о лошадях. Чубинский. Тр. экспед. 1, 190.
ж) Однако же не всегда или не все заложные покойники служат у чертей вместо рабочего скота. Положение некоторых несколько выше: они служат у чертей кучерами, работниками и т. п. У Чубинского [117] приведен народный рассказ из Литинского у., где утонувший человек служит у чертей кучером на конюшне. В вятской сказке проклененыш (т. е. проклятый родителями человек) пашет под землею [118] .
Один галицкий (Костромской губ.) мужичок «видел лешего: сидит леший на утопленнике, весело больно окаянному, что загубил грешную душу христианскую; иногда подхватит мертвеца, да и ну вертеться (т. е. танцевать) с ним» [119] .
117
Зеленин. Вятск. сказки, с. 282, № 92.
118
Костромские губ. вед. 1856, № 39. С. 283.
119
Олонецк. губ. вед. 1876, № 15.
з) Иногда заложным покойникам приписывается также способность насылать на людей болезни и вообще вредить здоровью людей (срв. ниже § 10).
Олонецкий колдун, желая испортить человека, просит в своем заговоре «умерших, убитых, с дерева падших, заблудящих, некрещеных, безыменных встать» и повредить данному человеку [120] .
Хотинские малорусы верят, что если самоубийца встретится на пути с человеком, то сможет его «пидтяты», т. е. подрезать его жизнь, после чего этому человеку много не жить [121] . Подольские малорусы то же самое свойство приписывают и «потырчатам», т. е. некрещеным младенцам, которыми в данном случае вполне действует черт. Когда мать выйдет на плач такого младенца, то черт такую неопытную женщину «пидтынае»; она после этого заболевает и нередко умирает [122] .
120
Кишиневск. епархиальн. вед. 1873. С. 676, ст. Кульчицкого о Ставучанах.
121
Подольские губернск. ведом. 1869, № 47 (статья Данильченко).
122
В. Магницкий. Поверья и обряды в Уржумском уезде, № 255–258 (из Памятн. кн. Вятск. губ. на 1884 год).
В городе Уржуме Вятской губернии отмечен обычай, в силу коего больные дают обещание помянуть, в случае своего выздоровления, заложных. Во исполнение такого обещания выздоровевший сам собирает, перед Семиком, в разных домах муку, как милостыню; из этой «сбиранной» муки пекут в Семик (как ниже увидим, это – день всеобщего поминовения заложных) блины и булки, несут их на кладбище и выкладывают на могилах на рогожку. После панихиды яства эти поступают в пользу духовенства [123] . Поминовение заложных на общем кладбище совершается здесь, конечно, потому, что место прежнего погребения заложных в этом городе застроено теперь домами. В самом обычае с очевидностью явствует поверье, что болезнь приписывается влиянию заложных. Сбор муки, к Семику и к Радунице, «на заложных родителей» отмечен еще и в Слободском уезде [124] .
123
Вятские губернск. ведом. 1848, № 13.
124
Вятские губернск. ведом. 1848, № 13.
В городе Котельниче Вятской же губернии, также в Семик совершается «всемерная панихида» на площади над ямой, в которой видят могилу воинов, «падших в сече с новгородскими выходцами». По окончании этой панихиды крестьянские женщины недавно еще рвали растущую в этой яме траву и несли ее домой, где хранили как лекарство от болезней домашнего скота. Равным образом и черепам тех же воинов приписывалась врачебная сила [125] . В талицкой часовне Яранского уезда суеверы моются с костей убитых
125
Глушков. Топографическо-статистическое и этнографическое описание гор. Котельнича (Этнографическ. сборник Географ. общ. V, 1862. С. 27–30).
126
По личным расспросам у местных крестьян.
«О колдунах существует убеждение, что их земля не принимает, и потому по смерти они блуждают по свету, творя разные пакости крещеному люду… Умершие колдуны являются в деревни, морят и поедают живых людей» [127] .
Чуму и другие эпидемические болезни, также засуху, неурожаи приписывают упырям и упырицам [128] , которых народ причисляет к заложным же и часто смешивает с обычными заложными покойниками.
и) В симбирских поверьях выяснилось новое занятие заложных, а именно: быть «приставниками» при кладах, т. е. стеречь клады в земле, не допуская до них людей. В этом случае заложные заменяют уже самих представителей нечистой силы.
127
А. Н. Афанасьев. Народн. русские сказки. II. Изд. 3. С. 321 (примеч. к ск. № 205: Рассказы о мертвецах).
128
Ефименко. Упыри. С. 373.
«…И дана бысть оттоле, по попущению Божию, власть приставникам сторожити поклажи на земли: овы нечисты духи, яко же и поклажу Царя Соломона, до дня Страшного суда стерегут, овы же простые поклажи молитвами отчитываются, положены на срок. У тех поклаж через три года приставники бывают: ино место опившие люди, ино место проклятые, а коли и сами князи бесовские» (Извлечение из рукописных записок симбирского кладоискателя старца Андрея Михайлова, умершего в 1854 году) [129] .
129
В. Юрлов. Материалы для этнографии Симб. губ., 1867 г. (АГО. XXXVII, 16, л. 35).
Водяной. И. Я. Билибин, 1934
В тюремнихином саду, у забора, клад выходит коровой… А приставников у той поклажи трое: опившийся человек, проклятой младенец да умерший солдат Безпалов [130] .
И в Минской губ. задушенный матерью внебрачный сын, служа «идолу», караулит «идолов скарб». Из этого скарба (клада) он дал своим братьям денег, хотя-де «за гэто получу от Анцыпора (Антихриста) три возы лозы» [131] .
130
В. Юрлов. Симбирская запись о кладах (Симб. губ. вед. 1867. № 24).
131
Сборн. II Отдел. И. Ак. Н. Т. 72. № 4, 1902. С. 321.
В Севском у. Орловской губ. главный дух, охраняющий зарытые в земле сокровища, носит имя Кудиара [132] , знаменитого разбойника. Видеть в этом, вместе с С. Максимовым, недоразумение нет оснований: Кудияр – заложный покойник, коего и земля не принимает [133] , а если так, то ему под стать быть сберегателем кладов.
Для других местностей мы знаем только одни наименования духов-оберегателей кладов; это кладовик, кладовой, кладенец, лаюн, щекотун, кошпа [134] , но о происхождении их сведений нет.
132
С. В. Максимов. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 1903. С. 159.
133
Этн. обозр. 1900, № 4. С. 73: Верования крестьян Орл. губ.
134
С. Максимов, там же, 159; Словарь русск. языка, издав. II Отд. Ак. наук, IV. В. 3. СПб., 1909. С. 925.
Для сравнения отметим, что и вотяцкий кутысь (безусловно заложный покойник) также стережет клад [135] . Пятьсот лет на одном месте казну караулит и проклятый матерью мордвин (в мордовской сказке), обращенный в «зеленый рог» (см. выше § 5).
и) Наконец, некоторые заложные покойники получают, так сказать, важные чины в рядах нечистой силы: они становятся лешими, домовыми, кикиморами и т. п., тем самым равняясь с настоящими представителями нечистой силы.
135
Первухин. Эскизы преданий и быта инородцев Глазовского у. I. С. 61 (ср. ниже § 13).