Мертвое сердце

Цой Анна

— Я не могу просканировать, — произнес Вольтер, нахмурено глядя на отца.

— Щиты? — снова спросил Вильгельм.

Феликс усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:

— Которые я не смог бы пробить?

Вильгельм кивнул и тяжело вздохнул. Глаза его забегали, и мужчина сел на край ванны рядом с нами.

— Актиния Кери прибыла еще час назад. Словно чувствует что-то, — пробурчал отец.

Вольтер хмыкнул, отобрал у меня платок, выбросил его в раковину и дал новый.

— Скорее сама натворила.

Меня сковала судорога, и я закрыла глаза от боли. Мужчины тут

же отреагировали, подняв меня и куда-то понеся.

То что было дальше, происходило будто сквозь туман — боль затмила все. Я видела неяркие стены коридора в моей башне, потолок с его вечной лепниной и обескураженный вольтеровский взгляд.

— Она не вынесет портал, — спокойный и собранный голос Феликса.

Ну хоть кому-то все равно. Мне бы его спокойствие. Или хотя бы силу. Думаю, будь я им, смогла бы сдержать стон от усилившейся боли.

Мысли мои оборвались резко, потонув в черной липкой грязи. Я сидела в ней, и она была везде: под ногами и руками, я ощущала ее всем телом. Она забиралась в уши, глаза, рот. Вызывала рвоту, удушение. Несколько раз я умирала, но вновь оживала. Мне было безразлично где я, и что со мной будет. Где-то на задворках сознания плавились и сгорали мои мечты и желания. Где-то там я растворялась в липкой грязи.

Но в этот раз было по-другому. Свет полился откуда-то сверху, затем все заполнила боль. Она поглощала абсолютно все. Мне казалось, что болеть всё тело одновременно не может. Оно и не болело… до этого момента.

Я села на кровати в своей комнате и тут же упала обратно. Где же этот самый болевой шок? Я чувствую, как горит кожа по всему телу, или…?

— Введи ее обратно в стазис! — крик Вильгельма сквозь пелену.

Я услышала хруст и новый виток боли. Кажется, у меня сломалась нога. Новый хруст, мой вой и чей-то крик.

— Кости перестраиваются, — спокойный голос бабушки, — не волнуйся ты так. Она выдержит.

А затем боль стала невыносимой и все стихло.

Грязь была прохладной, успокаивающей и очень приятной. Я легла, окунувшись в неё с головой. Мне стало легко. Я была расслаблена и счастлива. Зачем переживать о том, чего не существует? Меня же не существует?

А затем новый виток боли, и я захлебнулась. Кровь текла по глотке, перекрывая путь воздуху. Я села и выплюнула что-то твёрдое и неприятное, будто… зубы. Боль уже казалась чем-то обычным. Вновь заболела десна и, кажется, начали расти новые зубы. Очень быстро расти. Я вновь выплюнула кровь и закашлялась, чувствуя, что на мне нет места, которое не болит. Я упала на кровать и ощутила, как тело прилипает к ткани. Словно верхнего слоя кожи нет, а я прикасаюсь ко всему едва зажившими рубцами.

— … постоянно теряет сознание…

Голос папочки постоянно прерывался, да и был слишком далеко, чтобы услышать все.

— …она умрет… не останется… тебя…

Вольтер? А он то что здесь делает? Да еще и рычит опять.

Я падала в какую-то пропасть без дна уже час. Я кричала, хватала ртом воздух, хотела ухватиться хоть за что-нибудь. Но тьма не позволяла.

Солнце светило ярко и как-то сочно. Хотелось петь и танцевать, благо огромное поле грамандинов позволяло

и то, и другое. Быстрокрылые бабочки махали своими яркими синими крыльями и щекотали мне нос. А я морщила его и хохотала. Был рассвет детства, когда осознанная жизнь только начиналась. Мне было четыре года.

Наверное, это было самое лучшее воспоминание в моей жизни. Тогда, где все счастливы и рады. Тогда, где даже строгий и вечно хмурый отец находил время поиграть со мной в прятки или догонялки. Я часто выигрывала, добежав до ворот первая. А когда он меня догонял, то подхватывал на руки и подкидывал высоко-высоко. Над замком разносился мой звонкий смех, а мама смотрела на все и улыбалась.

Знала ли я, что беззаботная детская игра скоро закончится, а это самое волшебное поле сожгут, оставив вместо прекрасного черно-фиолетового цветка, лишь пепел и пустырь?

Я подбежала к маме, ее теплые руки сильно сжали меня и куда-то понесли. Но я еще не доиграла! Я хмурюсь и хочу обратно на полянку. Мама шепчет мне что-то успокаивающее. Наверное, я в чем-то провинилась, раз мы не идём домой. Она поворачивает меня лицом к груди и бежит дальше.

А сзади стоит волк. Огромный, выше даже папы. Он рычит и смотрит на меня. Но я не боюсь, мама рядом, а значит я в безопасности. Не будь я Алессой Варг — волчьей принцессой, если бы я чего-то боялась.

Волк скалит пасть и бежит в нашу сторону.

Боль сковывает все. Тело, измученное спазмами, отказывается слушаться.

Но, превозмогая боль, я открываю глаза. Мир стал ярче, но меня это мало волнует.

— Алесса?

Кажется, бабушка неправильно назвала мое имя. Или мне показалось?

— Детка, потерпи еще чуть-чуть…

Она явно обращалась не ко мне, но смотрела на меня.

— Я ошиблась с переселением… ты не властна над ней… но скоро я отправлю тебя в новое тело…

В этот момент подлетел Вильгельм и оттолкнул бабушку от меня. Я упала на подушку, чувствуя, как вновь проваливаюсь в грязь.

На задворках снова слышны обрывки криков, но смысла в них я не вижу.

— … спасает твою дочь… поддерживает жизнь… вливает силы…

Меня засасывает грязь, и я даже не пытаюсь выбраться. Мне уже все равно. Грязь заползает в самое сердце и холодит его. Скоро холодеет и все тело. Но я только рада этому. Наступает долгожданное расслабление. Наступает покой.

Эпилог

Первый одинокий лучик солнца заскочил на подоконник, метнулся по полу к креслам у камина и заставил сощурить глаза хозяина Белокаменного замка. Мужчина встряхнулся, пытаясь смахнуть набежавшую сонливость и жуткую усталость, которая уже несколько дней не давала четко мыслить. Он оглядел широкую кровать, у которой крутились слуги, скидывая на крупные подносы пропитанные кровью его дочери тряпки и застилая постель заново. У второго зашторенного окна, стоял Лорд Вольтер и держал на руках хрупкую девушку словно поломанную куклу. С той стороны периодически доносились хрипы повреждённых дыхательных путей, а с тех мест, которых касался Лорд капала багрово-красная кровь, заливая белоснежный ковёр.