Мертвое Сокровище

Брайан Дуглас

— Сделаю, как ты говоришь, — заверил ее Конан. — Лето еще не кончилось, травы довольно, да и навес найдется. А веревка у меня есть.

Лицо бритунийки озарилось медленной улыб кой.

— О, да! — произнесла она, удовлетворенно кивая. — Конечно! Лошадь привязывают веревкой!

Она повернулась и нырнула в глубину дома, оставив дверь приоткрытой.

Вскоре Конан последовал за ней, неся седло на плече.

— Я оставлю его в прихожей, — сказал он. От седла распространялся острый запах мокрой кожи и конского пота.

— Сделай

так, как положено, — отозвалась девушка.

— Меня зовут Конан, — молвил варвар, оглядываясь по сторонам.

Внутри дом казался еще больше, чем снаружи. Везде были кладовки, где стояли бочонки с различными заготовками. По стенам висели связки лука и чеснока.

Конан был не великий знаток кулинарных дел, однако в полумраке ему показалось, что лук не то сгнил, не то вовсе высох. Во всяком случае, он выглядел совсем не так, как на тех постоялых дворах, где ему случалось ночевать и трапезничать. Впрочем, кто знает! Слыхал он от собратьев-наемников о таких странах, где деликатесами считаются тухлые яйца.

В других кладовках, как показалось Конану, хранились разные вещи: украшения, связанные пучками, как редиска; перстни на веревочках; медные кувшины, наваленные, словно дрова, горой; слежавшиеся платья, перевязанные бечевой, подобно пачкам вяленой рыбы; имелась даже мебель, но вся она громоздилась как попало, и пользоваться ею было нельзя. Мебель была частью старая, поломанная, а частью — дорогая. Имелась даже с инкрустированными ножками — Конан разглядел перламутровые и костяные пластинки, тускло поблескивающие в темноте.

Этих кладовок было с десяток по всем углам дома. Они стояли открыто, никак не отгороженные от большой залы, которая, судя по всему, оставалась единственным жилым помещением.

Впрочем, нет — Конан заметил один угол, занавешенный бычьей шкурой.

— Там спят мои родители, — объяснила девушка. — Это спальня. Да? Они лежат там на постели. Отец и мать. Их укрыли покрывалом. Они не проснутся, если мы только не будем шуметь.

— Понятно, — проговорил Конан. — Как твое имя?

— Имя… — Девушка задумалась. — Оризия. Да? Меня зовут Оризия?

— Очень красивое имя, — согласился Конан. — Оризия.

— Оризия! — Она засмеялась, кивая.

— А где твоя спальня? — спросил Конан.

Девушка прикусила губу, задумавшись над этим простым вопросом.

— Я лежу на ложе, — сказала она наконец. — Оно стоит там, — девушка показала в противоположный угол залы. — Без занавески. На него я ложусь и лежу.

— Понятно. Скажи, Оризия, если ты будешь так добра и предоставишь мне ночлег, — то где лежать мне?

— Тебе?

— Ты хочешь, чтобы я лежал рядом с тобой? — продолжал Конан. — Или мне нужно лечь в каком-нибудь другом месте? Или мне вообще не следует ложиться? Скажи, как поступить правильно.

Он больше не сомневался в том, что девушка не в себе, и по обычаю своего народа отнесся к ней с добротой и терпением. Простаки и безумцы всегда могут оказаться

избранниками и любимцами богов, которые нарочно приближают к себе таких людей, чтобы потом вещать их устами, открывая прочим свою волю. Разум простака всегда пуст и открыт любому голосу, в том числе и голосу божества, в то время как рассудок умника забит его собственными мыслями, которые представляются тому серьезными и важными, и потому умник слышит призывы судьбы куда реже.

— Ты Конан, — сказала девушка. — Ты хочешь здесь ночевать, да? Ведь там, за порогом, дождь и ночь?

— Да, — сказал Конан.

— О, ты должен ночевать на моем ложе, — обрадовано произнесла Оризия. — Да, конечно, на моем ложе. Там можно лежать вдвоем. Оно широкое. Ты теплый?

— Полагаю, да, — кивнул Конан.

— Ты можешь меня согреть. — С этими словами девушка слегка прикоснулась к руке Конана. Ее пальцы были холодны, как лед, и на мгновение Копана окатило запахом свежей крови. Это было тем более странно, что за мгновение до этого он не ощущал никаких запахов вообще. Даже протухший лук не источал характерного аромата, а уж этого Конан объяснить себе не мог. Впрочем, следует отдать ему должное: разговаривая с полубезумной красавицей, он не утруждал себя размышлениями о каком-то тухлом луке.

«Судя по состоянию здешних припасов, вряд ли у нее найдется хороший сытный ужин, — подумал Конан. — Однако спросить не помешает».

— Скажи, Оризия, — заговорил он мягко, — а не найдется у тебя похлебки?

Оризия чуть сдвинула брови, мучительно раздумывая над услышанным.

— Похлебка… — вымолвила она.

— Это такая еда. Ее варят. Кладут в котелок мясо, коренья, немного крупы… — вкрадчиво стал напоминать ей Конан.

Лицо девушки опять озарила улыбка узнавания.

— Еда! — воскликнула она. — Ее черпают ложкой, да? И едят?

Она задвигала руками, показывая, как куски отправляются в рот.

— Вот так? — допытывалась Оризия у Конана. Он кивнул несколько раз.

— Именно так, Оризия. У тебя горит огонь. Возможно, найдется и котелок. Мы повесим его над огнем в очаге… Здесь есть очаг, правда?

Улыбка пропала с губ девушки. Она склонила голову, волосы повисли вдоль ее лица, совершенно скрывая его.

— Я огорчил тебя? — забеспокоился Конан.

— Нет, — выговорила она тихо, не поднимая головы. — У меня… да, кажется, здесь нет очага.

— Ну, нет так нет, — ободряюще произнес Конан. — Можем обойтись сухим хлебом. Здесь есть сухой хлеб?

— Да! — Оризия обрадованно вскинула голову. — Сухой! Даже с плесенью! Очень черствый! Это вкусно?

— Чрезвычайно вкусно, — подтвердил Конан, скрывая уныние. «Бедняжка, — подумал он. — Хорошо бы найти того негодяя, который сделал с ней это… А может быть, она такая с рождения? Странно, что ее родители спят и ничего не слышат. За этой девушкой нужен хороший пригляд. Красивая и не в своем уме. Легкая добыча для любого мерзавца».