Мертвое ущелье (Горный блокпост)
Шрифт:
И вышел из блиндажа.
Ровно в 8–00 Губочкина вызвала оперативного дежурного батальона спецназа:
— Равнина! Я — Затвор-21! Прошу ответить!
Батальон ответил. Но почему-то голосом заместителя командира по воспитательной работе:
— Я — Равнина, слышу вас хорошо!
Губочкина удивленно взглянула на взводного, прошептав:
— Индюков? С чего бы это?
Старший лейтенант, ожидая выход на связь именно замполита, а не оперативного дежурного, пожал плечами:
— А черт его знает!
Ответил
— Я — Затвор-21. Докладываю обстановку по объекту на 8–00 22 числа. У нас все спокойно. Пост несет службу в режиме постоянной боевой готовности. Происшествий и случаев проникновения в зону ответственности подразделения не зафиксировано. Как поняли меня, Равнина?
— Понял вас, Затвор-21! Продолжайте несение службы. Напоминаю, особое внимание за контролем над зоной ответственности объекта уделять в темное время суток!
— Принял, Равнина!
— Конец связи!
— Конец!
Старший лейтенант улыбнулся связистке:
— Ну вот и отстрелялись на сегодня!
Валентина спросила:
— Почему все-таки сегодня на связь вышел замполит?
Жаров, поднявшись, потрепал подчиненную любовницу за щеку:
— А вот об этом ты, дорогая, как вернешься в батальон, сама у Индюкова спросишь. А сейчас слушай эфир. Я на обходе поста! Пока, любовь моя ненаглядная!
И не дожидаясь ответной реплики Губочкиной, старший лейтенант покинул блиндаж, где в траншее у ближайшей стрелковой ячейки первого отделения его ждал сержант Мансуров.
Контрактник фамильярно обратился к офицеру:
— Что, Игорек! Не высосала из тебя еще все соки наша Валюша?
Тон сержанта, а больше его кривая ухмылка пришлась не по душе оборотню:
— Тебе какое до этого дело, а? Может, сам глаз положил на связистку?
— Нет, лейтенант. Шлюхи типа Губочкиной меня не интересуют. Хотя, если быть откровенным, то парочку раз…
Старший лейтенант оборвал сержанта:
— Забудь об этом!
Мансуров удивился:
— Это еще почему? Или связистка твоя собственность?
Жаров сощурил глаза:
— Не нравится мне этот разговор, Мансур! Пока мы здесь, баба будет моей! А в части, если желаешь, попробуй подвалить к ней на пару палок. Но сомневаюсь, что она пойдет с тобой! И закончили этот базар. Нам надо проход каравана готовить.
Мансур зевнул:
— Закончим, так закончим, а обеспечение акции с моей стороны готово. В ночь на пост в БМП отправлю Гошу, сам займу позицию на огневом рубеже. Сектор же Катаванского ущелья на тебе.
— Это я помню. Во сколько Мулат должен сбросить сигнал, подтверждающий акцию?
— В 16–00!
— Ты говорил с Расулом?
— Конечно. Пока ты поутру на связистке оттягивался.
— Мансур! Не раздражай меня. Что сказал Расул?
Сержант пожал плечами:
— То, что и обычно. Его люди будут встречать караван Мулата
— Он был спокоен?
— Абсолютно.
— Хорошо. Пройдись по рубежам первого и второго отделений, я проверю людей на высоте.
— Как скажешь, командир.
— Я уже сказал.
— А я уже ушел. До встречи, Игорек!
— Давай!
Жаров прошел до узкой траншеи, аппендиксом отходящей от основной оборонительной линии, вышел на тропу, ведущую на рубеж третьего отделения.
Проводив офицера взглядом, Мансуров, выкурив сигарету, зашел в блиндаж командного пункта. Увидев его, Валентина немного смутилась:
— Ты, Оман?
— Я, дорогая, я!
— Чего пришел?
— Не догадываешься?
— Ты о связи с Жаровым?
— Угадала! Что ж ты, стерва, с первой ночи под офицеришку подстелилась?
— Что мне оставалось делать? Отказать ему? И почему я должна была отказывать Жарову? То, что я переспала с тобой в батальоне, ни о чем не говорит. У тебя жена, красавица Роза, дом семья. Мне, извини, тоже хочется жить по-человечески!
Мансур усмехнулся:
— Это с этим пацаном?
— А почему бы и нет?
— Не смеши ее, она и так смешная!
Валентина поднялась:
— Так, Оман, ты чего пришел?
Сержант ожег связистку взглядом своих черных, колючих и безжалостных глаз:
— У нас с тобой двадцать минут, пока Жаров будет по позициям шариться. Этого хватит, чтобы и я получил удовольствие, и ты узнала, что такое настоящий мужчина. Сняла штаны с трусами и в кровать! Быстро!
Губочкина попыталась возмутиться:
— Да как ты смеешь?
Хлесткая пощечина чуть не повалила ее на пол.
Мансур, расстегивая брюки, повторил:
— Я сказал, в позу! Иначе… но до этого лучше не доводи меня.
Не ожидавшая удара и испугавшаяся гнева чеченца, Губочкина повиновалась и уже через мгновение забыла и о пощечине, и об унижении. Мансур умел доставлять женщинам удовольствие. Близость с ним не шла ни в какое сравнение с тем, что она испытывала, ложась под Жарова. Мансур оттянулся на славу. Он не дал продыха связистке все двадцать минут. Наконец, оторвавшись от нее, удовлетворенно спросил:
— Ну, как, Валюша? Тебе было со мной лучше, чем с Игорьком?
Ослабевшая женщина, поднявшись с кровати, произнесла:
— Да, Мансур, лучше! Я впервые удовлетворилась за двое суток! В прошлый раз ты показался мне слабее. Сейчас я получила то, чего не имела давно!
— То-то же, Валюша! Вернемся в часть, и если возникнет желание, обращайся без лишних слов. Помогу! Ведь мужчина просто обязан исполнять желания женщин, даже самые безрассудные и порочные, не так ли?
— Не знаю. Но тебе пора. Жаров может в любую минуту вернуться. А мне срочно нужно в душ.