Мертвые души Онегина и Печорина
Шрифт:
– Кстати, а где они сейчас?
– Они… А я вам сейчас расскажу! И надеюсь, что это останется между нами.
– Согласна.
– Так вот они в данный момент развлекаются. То есть пока один какую-нибудь даму в своей каюте ублажает, другой в это время с ее мужем или сожителем дорогостоящие напитки в баре пьет. Разве кто-нибудь от дармовщинки откажется?
– Ну, нет… Не верю. Вы на них наговариваете!
– Могу с вами поспорить, но не буду… И пока второй брат к ним не присоединится, так и будут вдвоем пить. Кто-же не согласится попробовать самые дорогие напитки на теплоходе?
– Знаете, вы меня просто пугаете!
– Нет, это я вам правду говорю. Для некоторых женщин такой краткосрочный роман – это воспоминание на целый год, а то и дольше. Вот я вам ничего не предлагаю, хотя вы мне и нравитесь! Потому что вы совсем другая…
– Вот спасибо!
Но тут нас всех по судовому радио позвали на обед, и наш разговор закончился. А затем мы отправились с Павлом на экскурсию, единственную в этот день, ну, и, конечно, не только уж с ним, а и с другими туристами, которых набралось аж на два автобуса.
Вечером же после ужина я никого из братьев не видела, немного посидела с книгой на палубе до начала развлекательной программы и вернулась к себе.
Вообще-то я всегда в каюте, когда ложусь спать и выключаю свет, раздвигаю занавески, чтобы, засыпая, смотреть на небо. В этот раз я тоже так сделала. Но где-то около полуночи, когда танцы на верхней палубе подошли к концу, а, значит, и закончились всякие хождения у меня под окнами, я, наконец, начала засыпать, но вдруг что-то меня заставило глянуть в окно, и там я увидела нечто.
Где-то над черной водой на фоне неба на меня смотрели какие-то люди. Неужто? Да не может такого быть! Подождите… Глазам своим не верю! Но это же Пушкин, за ним Лермонтов в мундире, правда, без него я бы его и не узнала, затем Гоголь, словом, все они точно такие же, как на портретах в кабинетах литературы, а за ними тремя – еще кто-то в гражданской одежде.
Я протерла глаза. Бред какой-то! Нет, я явно перегрелась в эти дни на солнце. Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Но нет, за окном на темном небе светила луна, переливалась река, судя по изменяющемуся вдали берегу, наш теплоход быстро двигался, а четыре человека так и продолжали висеть напротив моего окна.
Я натянула на себя брюки и джемпер и вышла на палубу. Ничего не было слышно, кроме звуков работающего мотора. Стояла темнота, потому что было включено только дежурное освещение, и из людей вокруг меня тоже никого не было. Я опять посмотрела на небо. Нет, точно, это они, классики русской литературы! То есть, скорее, уж их призраки, а не они сами. Но тут писатели внезапно двинулись в сторону носа корабля, и я, как зачарованная, пошла вслед за ними по палубе, продолжая неотрывно смотреть на покачивающие в воздухе фигуры.
Нет, но это точно Пушкин и Гоголь, их любой школьник узнает.
Вдруг я ощутила на своем пальце колечко, на котором держались ключ от моей каюты и брелок с ее номером. И это как-то сразу привело меня в чувство, после чего я, не оглядываясь, побежала по палубе, но не по той, по которой я пришла, а по той, что с другой стороны теплохода, мигом оказалась в своей каюте, заперла дверь и все-таки опять посмотрела в окно.
А там те же четыре фигуры все так же продолжали нависать над водой. Ну, уж нет! Я задернула занавески, быстро разделась, достала из своей аптечки, которую я всегда беру с собой в путешествия, три вида таблеток, а конкретно, валерьянку, пустырник и глицин, запила их водой из бутылки, потом бросилась на койку и скоро уже заснула.
Утром же, когда я проснулась, через щель между занавесками прогладывали солнечные лучи. На телефоне было 6 часов. Я посмотрела на разбросанные упаковки таблеток, но собирать их не стала, а быстро оделась и вышла на палубу. Матросы как раз драили ее швабрами. Я постояла, посмотрела на небо, на воду за бортом и вернулась к себе в каюту.
Что же это сегодняшней ночью было? Дурной сон? Нет, я их явно видела! И Пушкина, и Лермонтова, и Гоголя, и … ну, еще кого-то. Может, это Ленин был? А что? В городах на Волге – Ульяновске, Казани и Самаре – началась его революционная деятельность. И его псевдоним Ленин, кстати, он взял от имени великой реки.
Только что все это значит? Понятия не имею! Но какая вокруг ширь! Какой простор! Волга, объясни мне, что сегодня ночью было?
Ленин, Ленин… Фамилия «Онегин», между прочим, тоже от названия реки происходит. Как и «Печорин» … Онега и Печора!
Так, стоп! Евгений Онегин! А Евгений – это имя одного из братьев, с которыми я тут путешествую. А как звали Печорина?
Я вернулась в каюту и взялась за телефон! Интернет ловился плохо, но все-таки ловился. Так вот Печорина звали Григорий Александрович, а какое отчество у Евгения Онегина? Не понятно, потому что в романе оно не названо. А Павел тогда кто? Герой какого произведения? Ну, конечно, «Мертвых душ»! Потому что Павлом Ивановичем звали Чичикова!
И что? Мамаша Паши, Жени и Гриши была любительницей русской литературы? И в этом вся тайна? А я должна заинтересоваться ее судьбой, что ли? И ради этого я сегодня ночью чуть в волжскую воду не грохнулась? Нет, надо сходить и поискать Павла.
Но тут по радио туристов позвали на завтрак, после которого настроение у меня значительно улучшилось, тем более, что погода была прекрасной. А тут и Павел Иванович вышел позагорать на верхнюю палубу. Я села рядом с ним на стул, не стала тянуть время и прямо спросила, о том, что меня очень волновало.