Мертвые из Верхнего Лога
Шрифт:
— Нечего тебе там делать, не православные мы!
— А кто же? Староверы? — спросил Борис. И тут же сам себя безмолвно отругал: он ведь не должен был проявлять ни естественного любопытства, ни живости ума.
Однако Лада как раз спешила в храм и ничего не заметила.
В полдень. Да, в ближайший полдень он откроет калитку и будет таков. Борис представил себе удивленное лицо Нины — он позовет ее от калитки, и жена сначала не поверит, что видит его. А потом бросится к нему на грудь. Мысли о родном лице жены заставили его улыбнуться. Борис и не заметил, что из-под раскидистой ивы, росшей у деревенского колодца, за ним наблюдали двое — мужчина и женщина.
— Старик собирается бежать, — тихо, бесстрастно сказал мужчина. — Надо что-то делать.
— Я же говорила, что ничего хорошего из этого не выйдет, — равнодушно пожала плечами женщина.
— Но нельзя было бросать его там, в лесу.
— Мы сделали, что могли. Он сам виноват.
— Тебе его совсем не жалко?
— Он сам виноват, — повторила женщина.
Глава 11
— В
— Не нужны литые мышцы и крепкие сухожилия тому, чья воля сильна. В пятидесятые годы жил один старик, — рассказывал ей Хунсаг, — который тяжело заболел и остался обездвиженным. Только глаза его продолжали жить, тело же обмякло и превратилось в тюрьму для его измученного этой статикой сознания. Кормили его через трубку и ставили бесполезные капельницы, и с каждым днем старик все больше врастал в диван, как гриб-паразит врастает в древесную кору. Дети отдали его в дом инвалидов. Спина у больного начала гнить, но тот даже боли не чувствовал. Врачи хором объявляли его безнадежным, а родственники только и ждали, когда несчастный отмучается. Но сам старик ни разу не заплакал. Потому что точно знал: наступит день, когда он выйдет на улицу. Ведь у него была воля. Только воля и была, больше не осталось ничего. Но воля такая, сила которой неведома врачам. Каждый день, с утра до вечера, больной отдавал каждой клетке своего тела приказание ожить. Иногда он злился, иногда чувствовал что-то, похожее на панику, но каждый раз ему удавалось быстро прийти в себя. Старик понимал:
Рассказ Хунсага вроде бы показался Даше вдохновляющим. Тем более, что ей не надо было оживлять парализованные конечности или бороться со стихией. Ее задачу Хунсаг охарактеризовал как простейшую: сбросить стакан со стола, не прикасаясь к нему руками, одним взглядом.
Девочка гипнотизировала стакан уже больше двух часов, но ничего не изменилось.
Через сорок пять минут должен был вернуться Хунсаг, и Даша начала паниковать, — все же это была жестокая игра с жизнью на кону. Ведь ясно же: Хунсаг мягок с нею лишь до той поры, пока она ему интересна.
Старалась Даша изо всех сил. Прочла все книги, которые были ей предложены, — Блаватскую (переписанную от руки Хунсагом, немного упрощенную), Книгу Соломона, Коран, Библию, Упанишады. Прочитала главы из Канта — там, где он отвергает существование высших сил и взамен обожествляет человеческое сознание, из Фихте, который считал, что «нет ничего, кроме личного я», из Людвига Фейербаха, считавшего, что человек — создатель, а Бог — создание. «Любовь бога ко мне есть лишь обоготворенная любовь к себе», — бормотала Даша, стараясь правильно уложить в сознании такие сложные для ее возраста понятия.
А еще прочитала Штирнера, который был скромным преподавателем школы для девочек и писал, что пороки существуют только для того, кто борется против них. «Когда мир становится мне поперек дороги, я поглощу его», — записала Даша в тетрадь, которую выдал ей Хунсаг.
И Ницше — безусловно, было много Ницше. «Ты должен создать высшее тело, ты должен создать создающего». «Умерли все боги, так пусть будет жить сверхчеловек».
Среди книг имелся и роман и «Преступление и наказание», так же выборочно переписанный от руки. Красным карандашом был подчеркнут момент, когда Раскольников доказывает судебному следователю права выдающихся людей переступать через моральные препятствия.
Она прочла «Диалоги о естественной религии» Давида Юма и какие-то современные теории позитивных психологов, которые показались ей детским лепетом по сравнению с тяжеловесными текстами, сражающимися с нею, как драконы.
Чтением Даша не ограничилась. Она больше не жаловалась на голод, хотя кто бы знал, как это оказалось трудно. В ее семье не было культа еды, богемная мать никогда не кормила дочку по режиму. Еда воспринималась приятной пунктирной линией, сопровождающей жизнь, и девочка часто перекусывала на ходу, ела что попало. Но когда ее перевели на обычный рацион лесной деревни — травы, коренья и орешки, она вдруг почувствовала, что мысль о кусочке обычного хлеба или карамельке заставляет увлажниться глаза.
Лада, конечно, воспользовалась случаем — сама она называла это испытанием прочности, но Даша понимала, что руководит ею не желание воспитать сильного воина, а зависть, ревность, ненависть и надежда, что однажды Даша сорвется и разочарует Хунсага. Короче, Лада пекла чаще обычного. В доме так одурманивающее пахло теплым сладким тестом, что хотелось выть. Пирожки и ватрушки — такие свежие, дышащие, теплые, румяно-золотистые — всегда лежали на столе, накрытые тонким льняным полотенчиком. Руку протяни — и попадешь в запретный рай. Даша старалась чаще бывать вне дома, но по ночам ей снились пряничные домики и колдунья, ласково зовущая из окна.
Когда книги были изучены, Хунсаг начал давать ей первые задания. Он научил ее расслабляться — поступательно «отпускать» одну часть тела за другой, пока организм не погрузится в глубочайший надежный качественный сон. Это умение очень пригодилось — из-за вечно пустого желудка девочка почти потеряла сон. Он научил Дашу задерживать дыхание на восемь минут — та сначала боялась, но выяснилось, что все не так трудно, если доверчиво и старательно следовать его указаниям. Хунсаг был хорошим учителем — терпеливым и грамотным. Даша быстро втянулась. Никогда в жизни ей не было так интересно, никогда и ничего до такой степени не увлекало ее.
Она научилась так имитировать голоса лесных птиц, что те начали ей отвечать. Научилась находить травки, снимающие боль. Предсказывать погоду. Читать простейшие мысли: Хунсаг рисовал на листе бумаги что-то простое — яркий треугольник или схематичный автомобильчик, а Даша пыталась угадать, что учитель имел в виду, и почти никогда не ошибалась.
Девочка видела, как радуется Хунсаг, когда у нее все получается, и отчего-то радость была, как ялтинский сентябрьский пляж, обнимающей и теплой.