Мертвые. Часть 1
Шрифт:
– Вы хотите в хлам разъебанных БТРов? Их есть у меня.
– капитан величественным жестом ткнул куда-то в сторону нейтралки.
– Вон там стоит сожженый сепаратистский БТР. Правда, я не гарантирую, уцелел ли там КПВТ. А наше битое все в ремонте, на Харьков уехало не далее, как позавчера.
– Мля-а-а-а...
– недовольно пробормотал полковник.
– Как хорошо, что я все же захватил миниганы с собой...
***
За сутки до этого, поздним вечером полковник Александров сидел у себя в кабинете, и сверлил отчаянно недовольным взглядом наполовину опустевший стакан с хорошим и весьма дорогим шотландским скотчем.
– Таки
– так же мрачно вопросил он сам себя, а затем, что-то все же решив, залпом опрокинул напиток в горло. Естественно, алкоголь не произвел на Александрова ровным счетом никакого эффекта. Мертвые не пьянеют, а "возрожденные", хотя и могли потреблять человеческие пищу и питье, прекрасно обходились и без этого. Все равно никто из них не ощущал ни вкуса еды, либо алкоголя, ни даже запаха; к тому же образовывавшийся в желудке после употребления некроморфина особый элемент моментально разлагал все это без остатка.
Полковник тяжело вздохнул.
И именно в этот момент без стука в кабинет ввалился подполковник Фаусов, друг и заместитель Александрова, и с ходу начал:
– Товарищ полковник, вашу Машу!
– И мою Машу, и Дашу, и всех остальных сейчас кто-то ебирует... Кто-то, но не я.
– печально ответствовал ему тот.
– Как в песенке: все ебутся, а ты - нет.
Фаусов, малость ошарашенный такой отповедью, на секунду было замолчал, но тут же опомнился:
– Товарищ мать твою полковник, сколько это будет продолжаться?!
– Ты о чем? Все нормально, вроде бы.
– Нормально?! А ты знаешь, что начальство, блядь, в полном ахуе из-за последней операции?! Горящее кафе, три десятка трупов, две сожженных машины - это, блять, нормально?! Ты представляешь, КАК потом пришлось отмазываться пресс-службе?! Ты понимаешь вообще, что вламываться на чужую пьянку без предупреждения и сразу же, даже не переходя ни к каким угрозам, открывать огонь на поражение - это по меньшей мере невежливо?!!!
– Не пизди, я постучался. И вообще, сам знаешь, ЧЬЮ ИМЕННО вечеринку я сумел накрыть. И вот опять, вместо благодарностей - одни попреки. О времена, о нравы, ну что же вы за люди?
– немного театрально опять вздохнул Александров, и с тоской во взгляде покосился на пустую бутыль из-под скотча. Перехвативший его взгляд Фаусов снова завелся:
– Вот это-то нахуя? Нахуя пить? Эффекта же ноль!
– Ну а вдруг.
– полковник пожал плечами.
– А зачем ты периодически пытаешься закурить, друг мой?
– Не суть важно, но! Александров, весь отдел уже просто воет и рыдает от твоих фокусов! Мать, да все вокруг говорят, что при прошлом начальстве такой хуйни отродясь не было!
– При мне такой хуйни не было, ясное дело, при мне еще и не такая хуйня была!
– Да-а-а, конечно! Что с тобой вообще происходит? Вроде при жизни ты таким кровожадным не был!
– Так, хорош, Фаусов, не доебывай меня сильнее, чем при жизни.
– предупреждающе поднял руку Александров, и встал.
– Лучше пойдем, я тебе кое-что покажу.
– он подошел к стене, и нажал на скрытую кнопку, открывая проход в замаскированную оружейную залу, и жестом приглашая подполковника следовать за собой.
– Вот, посмотри-ка, что мне удалось заполучить.
– Это блять что такое?!
– Это два минигана.
– Ебать-копать...
– Хе, не-е-е-ет, как раз-таки вращать-порабощать! Скорость стрельбы охуевающая, дохуиллион патронов в заплечных коробах, плюс аккумуляторы к блядским
– Это уже даже не блядский перформанс, это уже ебаный авангардизм...
– Ой, я тебя умоляю.
– Я хуею с твоего авангардизма, Антон Александрович!
– Я сам с себя хуею периодами, впрочем - ничего нового.
– Рандомная шутейка про "А не хотите ли повращать мой миниган"?
– Типа, "Мои двенадцать стволов вынесут тебя на орбиту счастья"?
– Нет, ну нахуй, лучше уже КПВТ.
– Не-е-е-е, КПВТ хотя можно, но уже не модно. Ебашь миниган, крути стволы, ешь людей!
– Блядь, не-не-не-не-не, я не ем людей, люди - кака!
– Хуяка! Люди - говно говенское. А не кака.
– Бля, а какая разница между этими понятиями?
– Большая. Вот ты говно. И я говно. И люди говно. А хотя... Блядь, действительно, какая к ебаной матери разница.
– И вообще, если ты помнишь, людей мы начнем жрать, только если вовремя не уколемся.
– Я вот щас шуткану про "личный сорт некрогероина"...
– Кстати, знаешь, что?
– Что?
– Я вот не могу понять, что я думаю про людей. Особенно сейчас.
– А, да херня... Кстати, прикинь, мне людей жалко.
– ?!!.... совсем ебанулся на старости лет...
***
Что испытывает нежить?
Хороший вопрос.
Прежде всего, это смертельный холод. Леденящий мертвящий вечный холод. Это ощущение окружающего тебя льда - навсегда. Это тебе не озноб болезни и не холодная сырость осенней улицы. Его не прогнать ни солнцем, ни огнем, ни одеялом и глинтвейном - вообще ничем. К примеру, температура тела любого из "коллег" полковника никогда не поднимается выше двадцати градусов. Мертвое - оно мертвое и есть... Впрочем, на этот аспект полковник никогда особо не жаловался, будучи при жизни весьма терпеливым к холоду человеком. Тем более, в силу особенностей действия некроморфина на способностях полковника думать и бить морду это никак не сказывалось.
Второе - это зависть. Зависть к тем, кто может жить, смеяться, ощущать вкус и запах, тепло других тел... Несмотря на то, что "возрожденные" могли мыслить, шутить, короче - испытывать какие-то эмоции в целом, пусть и гораздо более бледные, чем обычные люди, зависть эта прорывалась из них раз за разом. После смерти в них обычно затухали все положительные эмоции, зато во весь рост восставали либо хладнокровие и безразличие, либо злое неприятие живых, жажда крови, ненависть... По сути, "возрожденные" превращались в либо в безразличных ни о чем не думающих и не сожалеющих, мало чем интересующихся и просто делающих свою работу роботов-убийц, либо в этакие кровожадные и одержимые жаждой убийства машины смерти, хотя и контролируемые, но с большим трудом, со своими очень сильными перегибами в голове, и совершенно иным взглядом на мир живых. Именно к последним и принадлежал полковник Александров, в силу своего образа жизни и мышления, не отличавшихся кротостью еще в бытность его живым человеком. После смерти и последующего возрождения темные стороны полковничьей натуры окончательно подавили все остававшееся в нем светлое, да еще и многократно усугубились под воздействием некроморфина и общего раздражения многими и многими фактами.