Мертвый дрейф

Зверев Сергей Иванович

– Не висел ты вверх тормашками, – покосился на него Никита, – нормально ты висел – башкой вверх.

– Вот в башке у него и тормашки, – под гомерический хохот товарищей заключил Глеб. – Ладно, разгильдяи, будем считать, что половину дела мы сделали. Двоих, как ни крути, убрали, потерь нет… почти, – он с сарказмом уставился на Платона, продолжающего с благоговением заглядывать в бездну и что-то потрясенно шептать. – Гнаться за этими хлопцами мы не будем – так недолго и в настоящую засаду угодить. За мной, неудачники, передохнем малость…

Они ввалились

в «спецприемник» (как метко окрестил машинное отделение Никита) – злые, раздосадованные, как будто у них из-под носа ушло само Мировое Зло.

– Почему не открываем? – рычал Глеб. – Особого приглашения ждем?

– Не орите, – поморщилась Даша, кутаясь в штормовку и отступая в глубь коридора. – Что мы, по-вашему, делаем? Мы ведь должны убедиться, что это вы…

– А наших голосов вам мало? – Глеб настороженно шарил взглядом по пространству – на первый взгляд в машинном отделении ничего эпохального не произошло.

– А что нам ваши голоса? – пришел на выручку коллеге Котов. Он сидел под щитком управления, нахохленный, недобрый, – в помещении становилось прохладнее, невзирая на работающий генератор. – Голоса можно подделать, сымитировать, скопировать…

«А можно и по морде», – подумал Глеб, сбрасывая автомат и амуницию. Устали зверски, гоняясь в этой дыре за призраками. Спецназовцы освобождались от обузы, растягивались на полу, блаженно щурились, постанывали.

Даша взволнованно шевелила губами – видно, пересчитывала количество прибывших и сопоставляла их с количеством убывших.

– Мы слышали, что наверху стреляли…

– И что? – мрачно покосился на нее Глеб. – Мы тоже слышали. Пока все живы, не надейтесь.

– Я и не надеюсь…

– А если вы пытаетесь окольными путями выяснить, жив ли ваш разлюбезный Ландсберг, то вынужден с огорчением сообщить – жив. Сбежал. Он и Райдер – его подручный и ближайший клеврет. Больше нет живых.

Даша облегченно вздохнула, как-то расслабилась.

– Ольга еще живая, – напомнил Крамер.

– Точно, – кивнул Глеб.

– Какая Ольга? – насторожился Котов.

– Неважно, – ответили хором в три голоса. Только Крамер молчал – он снова был тих и невесел.

– Какая содержательная у нас беседа, – оценил Никита. – Чем вы тут занимались без нас, уважаемые?

– Мерзли, – проворчал Котов.

– А вы от пола отжимайтесь, – посоветовал Никита, – хорошо помогает. Только не очень мощно, а то нос потом будет болеть.

– Ладно, – крякнул Глеб, – будем считать, что отдохнули.

– Издеваешься? – вспылил Никита. – Да мы только начали. Дай отдышаться, садист.

– Вот поймаем упырей, тогда и отдышимся. – И он смерил Никиту таким взглядом, что у того мигом отбило желание качать права и чего-то просить.

И в этот момент в задней части машинного отделения, где дверь, выходящую в кормовые отсеки, надежно подперли трубами, раздался требовательный стук!

– Войдите… – успел сказать Никита, прежде чем прикусил язык и по-настоящему испугался. Спецназовцы, приходящие в движение, застыли как по команде. Безжалостный стоп-кадр – посеревшие

недоуменные физиономии, отвалившиеся от изумления челюсти. «Вот и упыри пришли», – почему-то подумал Глеб.

– О господи, кто это? – прошептала, хватаясь за сердце, Даша.

– А вы догадайтесь, – выдохнул Глеб. – На корабле, помимо здесь присутствующих, двое…

– Еще Ольга, – напомнил Крамер.

– Точно, – кивнул Глеб. – Но Ольга не придет, она занята.

– Какая Ольга? – тупо брякнул Котов, обрастающий повышенной пятнистостью.

– Да что вы привязались – какая, какая? У вас жена, между прочим, она так вкусно готовит бутерброды с форелью…

– А может, еще кто-то подъехал? – выдал диковатую версию Платон и, когда все трое уставились на него как на полного идиота, смущенно пробормотал: – А чё, сказать нельзя…

Повторился стук, и тут до людей, застывших в оцепенении, стало доходить, что это не слуховая галлюцинация, сразившая всю честную компанию. Спецназовцы вскочили, сжимая автоматы. Глеб среагировал первым, подбежал на цыпочках к двери, утопленной в глубокий «альков» и оплетенной, словно змеями, разнокалиберными трубами. Платон уже дышал в затылок, что-то бормотал про сверхъестественные явления, про чертей, которые, к сожалению, не за нас. «Ничего, обойдемся и без потусторонней помощи», – подумал Глеб. Он схватился за трубу, чтобы сбросить ее на пол, разблокировать дверь и лихим спецназовским броском… Но как-то засомневался. В добропорядочность намерений оппонентов верилось с трудом. Если происходит именно так, а не иначе, значит, это кому-то нужно?

– Чего надо? – проворчал он, прикидывая на глазок возможную толщину двери. «Стечкин» не возьмет, автомату Калашникова тоже не по зубам…

– Это Ландсберг, – донесся, словно из загробного мира, глухой мужской голос. И возбудилась, завозилась Даша за спиной, из чего напрашивался вывод, что человек за дверью – именно тот, за кого себя выдает. – Меня зовут Ландсберг Александр Карлович, – повторил нежданный посетитель. – Мы понимаем, что сопротивление российским властям бессмысленно, и просим прощения, что против вас велись боевые действия. Мои люди растерялись, не сориентировались в обстановке, наломали дров… Вы должны нас понять, мы уже пятнадцать месяцев сходим с ума на этом корабле, нам повсюду мерещится дьявол…

«Сам ты дьявол», – подумал Глеб.

– Вон как запела птичка певчая… – проурчал за спиной Платон.

– И что вы предлагаете? – поинтересовался Глеб, недоуменно таращась на собственную руку – она никак не могла сбросить на пол эти окаянные трубы, распирающие дверь, ее что-то останавливало, но он не понимал что. Сюрреализм какой-то. Всё, что происходит на этом «призрачном» контейнеровозе – дешевый бездарный сюрреализм!

– Да ничего я не предлагаю, – проворчал Ландсберг. – Надоело бегать и прятаться. Полагаю, мы сполна искупили за последний год свои грехи – если таковые, конечно, и имелись. Я всего лишь незначительный научный работник, отнюдь не вселенское зло… Если не хотите открывать – ладно, я пойду…