Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях
Шрифт:
Неприятное чувство скоро прошло. Не знаю почему, но несмотря на то, что незнакомка производила впечатление здоровой девушки в полном расцвете своего молодого очарования, во мне зашевелилось искреннее сострадание к ней. B то же время мне стало любопытно, какие обстоятельства могли заставить эту юную особу разгуливать средь бела дня в таком виде, словно она сбежала с маскарада в костюме времен ее бабушки? А как объяснить эту схожесть с картиной? И как она могла сюда проникнуть через калитку со стороны реки, ключ к которой, по словам старой Арзель, был утерян?
У меня не хватало времени на отгадывание этик
Она бежала с распростертыми руками; ее локоны развевались и взволнованно вздымалась молодая грудь — но вдруг ее руки опустились, она застыла как вкопанная на месте, и на ее побледневшем лице появилось невыразимо грустное выражение, a с ее длинных ресниц по щекам скатилось несколько крупных слезинок.
— O, простите меня, сударь! — едва слышно прошептала она. — Мне показалось, что здесь сидит другой человек. Меня, очевидно, ввел в заблуждение неверный свет внутри. Еще раз прошу извинить меня: я больше не помешаю вам.
Я переступил порог беседки, и она тут же непроизвольно отступила на шаг назад.
— Не вы, сударыня, a я должен просить прощения, — сказал я. — Я живу здесь в качестве гостя и только со вчерашнего дня. Вы же, без сомнения, имеете отношение к семье хозяев и, если вы находите мое общество нежелательным, я сразу же удалюсь.
Все время, пока я говорил, она неотрывно смотрела на меня. Ее лицо снова прояснилось, однако странный блуждающий взгляд вызывал подозрения, что это очаровательное существо, вероятно, несколько не в себе, что подтверждалось, кроме того, ее необычным одеянием.
— Как я могу прогнать вас, — ответила она — теперь уже весьма любезным, хотя и очень тихим голосом. — У меня теперь нет никаких прав на это место, и я должна только радоваться тому, что мне разрешают время от времени приходить сюда и смотреть на цветы, так любимые мною прежде. Но я сама по легкомыслию лишилась права ухаживать за ними. Да они и не нуждаются в моем уходе: Взгляните-ка, как сильно они разрослись и без моей помощи. И Бог теперь заботится о них. — При этом она вздохнула и поднесла к своему вздернутому носику бутон розы. После короткой паузы девушка снова заговорила со мной:
— Сейчас, значит, здесь живете вы. Не правда ли, чудесный уголок? Мне здесь тоже нравилось, когда мне было разрешено. Но… не будем об этом. У каждого своя судьба, и каждый носит ее в своем сердце.
Мы снова замолчали. Ее посещение казалось мне все более странным, и хотя все, что она говорила, было не лишено смысла, у меня в голове неотвязно мелькала мысль, что здесь что-то нечисто.
— Не хотите ли вы зайти в беседку, сударыня? — наконец спросил я, однако она в знак протеста испуганно замахала рукой.
— Нет, нет! — прошептала она. — Там, внутри, живут воспоминания: нехорошо было бы будить их. Однажды, когда все изменится и мне не нужно будет сидеть там одной, я тоже буду смеяться
Стул, на котором я сидел вчера ночью перед беседкой, все еще стоял на прежнем месте. Молодая особа опустилась на него, скрестила свои маленькие, в белых атласных туфельках, ножки, выглядывавшие из-под складок не слишком длинного батистового платья, и глубоко вздохнула, словно прогулка лишила ее сил. При этом она, казалось, совсем забыла о моем существовании, поскольку занялась своим туалетом: сняла шляпу, подняла рукава до плеч и в паузе между этими действиями с выражением страстного желания на лице нюхала свою розу.
Только чтобы не молчать, поскольку тишина меня угнетала, я спросил, не ею ли были написаны картины с цветами в садовом домике. Она как-то рассеянно кивнула и, внезапно снова посмотрев на меня, спросила:
— Были ли вы когда-нибудь в России? — Я лишь покачал головой. — Жаль! — сказала она. — Мне очень хочется узнать, действительно ли там так холодно, как говорят люди. О, тепло, тепло! Каждый тоскует по теплу, не правда ли? И по теплому сердцу, к которому можно прижаться… однако эти все разговоры — не для молодой девушки: ее поведение должно говорить только о низких температурах. Ну да мне уж теперь все равно. Я достаточно взрослая для того, чтобы не позволять никому читать мне нравоучений. Я заметила, сударь, что вы также находите мою одежду слишком вызывающей. Что в том, как человек одевается, если он тем самым только скрывает свои потаенные мысли? Нет, не спрашивайте меня! Когда вернется один человек, чьему обещанию я твердо верю, я покину всех завистников и маловеров — и они устыдятся. А теперь — Dieu vous b'enisse! [7]
7
Да благословит вас Господь! ( фр.).
Она спокойно встала и, попрощавшись со мной легким кивком головы, собиралась уже уходить.
— Могу ли я попросить вас об одолжении, сударыня? — спросил я. — Подарите мне цветок, который вы держите в руке. Я хочу сохранить его на память об этом памятном знакомстве.
Я перехватил ее быстрый, подозрительный взгляд.
— K сожалению, — сказала она, — я не могу вам этого позволить. Получить в подарок розу — это не пустяк. Вы знаете язык цветов? Во всяком случае, этого нужно остерегаться. Потому что с этого все и начинается, и — кто знает, к чему это может привести? Сначала — цветок, затем — венок. И даже если вы никому не скажете об этом, он все равно узнает, потому что я не смогу от него ничего скрыть, когда он вернется. И… Вы ведь тоже верите, что он вернется, как бы далеко он ни был?