Мертвый лед
Шрифт:
– Я даже не знаю, как показать, насколько сожалею об этом, Анита.
– Тебе жаль сейчас, но вгорячах ты об этом не думаешь. Ты считаешь нас слабыми, потому что мы не так бездушны, как Белль Морт, но никогда не путай доброту со слабостью, Ашер. Это не одно и то же.
– Я понимаю, - проговорил он.
– Понимаешь? В самом деле? Потому что мне так не кажется. Не знаю, как преподать тебе этот урок, не навредив по-настоящему. Это заставит тебя вести себя как разумный человек? Ты откликаешься только на жестокость?
– Нет, нет, в этом нет необходимости, - ответил
мог его сделать.
– Оглянись вокруг, Ашер, мы не вампиры, которым так наскучили столетия жизни, что они играют в жестокие игры, как дети, которые отрывают мухам крылья. В играх силы Бель была профессионалом, но в управлении своим двором она была снисходительным любителем. Я видела достаточно воспоминаний, чтобы знать, скольких людей она зря потеряла, сколько потенциала, который мог бы ей пригодиться, пригодиться ее окружению. Жан-Клод сожалеет о таком расточительстве и старается сделать свой двор непохожим на ее, лучшим, чем ее. А ты сожалеешь,
Ашер?
– Да, конечно, я сожалею о некоторых из своих поступков за эти века, все мы, даже Белль.
– Она сожалеет о том, что потеряла твое и Жан-Клода поклонение ей, я почувствовала это, когда она попыталась вторгнуться в мою голову, похоже единственное, о чем она может сожалеть – когда все идет не так, как она планировала. И все-таки она гораздо практичнее тебя.
– И более безжалостнее.
– Да, это так, но она никогда не позволяла своей жестокости помешать делам, в отличии от тебя. Если бы ты сделал Нарцисса своим подвластным зверем, ты действительно был бы полезен в том, что касается силы, но вместо этого ты отказался от этой возможности, повинуясь мимолетному порыву порадовать своего любовника, не задумываясь о том, что может случиться после. Такое чувство, что ты застрял в пятнадцатилетнем возрасте и считаешь, что с тобой не может произойти ничего плохого.
– Со мной уже случались плохие вещи, Анита.
– Я знаю, и от того твое поведение все больше сбивает меня с толку.
– Ma petite...
Жан-Клод направился к нам, но я подняла руку, останавливая его.
– Нет, я и на тебя тоже злюсь.
– Из-за чего?
Он выглядел искренне удивленным.
– Где были твои телохранители? У каждого здесь есть охрана, кроме тебя. Ты же долбанный король Америки и знаешь, насколько Ашер опасен в таком состоянии. При тебе должна была быть личная охрана.
– Ему не позволили охранников...
– Помолчи, - велела я.
Он сощурился, глядя на меня.
– Злись на меня, не страшно, но начни уже воспринимать Ашера таким, какой он есть, а не таким, каким ты хочешь его видеть. Он как ребенок, с такими же приступами гнева. Он ломает игрушки и раскаивается в этом после, но ущерб-то уже нанесен. Я не хочу, чтобы однажды этим ущербом стал ты, Жан-Клод.
– Я мог бы сказать, что ни за что не трону Жан-Клода, но Анита тоже права. В определенных... настроениях я делаю, не думая. Не знаю, почему я поступаю так.
– Тогда обсуди это с терапевтом, которого мы подыскали тебе, и разберись с этим,
Я подошла к нему и коснулась его лица, чтобы убедиться, что он смотрит на меня во всем великолепии этих золотых волос, этих глаз, этих губ, предназначенных для поцелуев.
– Услышь меня, Ашер, если когда-нибудь ты совершишь что-то, что навредит правлению Жан-Клода или работе Мике с Коалицией, не обсудив сперва это с ними, тогда будешь наказан, и, если ты не понимаешь хорошего обращения, тогда я найду того, кто обеспечит тебе плохое. Если единственный способ преподать тебе урок - высечь его на твоей коже, раскрасить кровью, заставить эхом отражаться в криках боли... мы это устроим.
– В этом нет необходимости, - тихо сказал он и очень медленно, очень осторожно, словно ожидая, что я начну возражать, накрыл своей ладонью мою руку, касавшейся его лица.
– Надеюсь, что нет, потому что, если и боль не сработает, останется только смерть. Ты понимаешь?
– я говорила медленно, так же осторожно, как он коснулся моей руки.
– Теперь понимаю, - ответил он.
– Хорошо, хорошо. Теперь Кейн меня боится, и это может помочь, но тебя я не пугаю. Я не могу заставить тебя бояться меня, не навредив нашим отношениям больше, чем ты уже это сделал.
– Мне жаль, Анита, правда. Могу я поцеловать тебя?
– Нет, не хочу, чтобы от твоего прикосновения я забыла обо всем. Не хочу, чтобы ты возомнил, будто секс и бондаж могут все исправить, потому что это не так. Мы можем вернуться к этому, но не потому что все в порядке, а просто потому что я посчитала, что это не помешает.
– Ты... отвергнешь меня?
– Прямо сейчас мысль о том, чтобы позволить тебе связать нас с Натаниэлем, оказаться в твоей власти, довериться, что ты будешь считаться с нашими стоп-словами, просто не кажется удачной.
– И за это я сожалею еще больше. Я ценю вас обоих, люблю вас обоих.
– Так докажи это, Ашер, потому что прямо сейчас я не чувствую себя важной и любимой.
Я отняла руку от его лица, от его прикосновения и отступила.
Подошедший ко мне Натаниэль смотрелся потрясающе в черном облегающем тело костюме, по-европейски идеально сидящем, лавандовой рубашке и черном галстуке с маленькой сиреневой геральдической лилией. Его кожа в этом наряде казалась темнее, каштановые волосы были заплетены сзади в длинную багряную косу, глаза были почти фиолетовыми, хотя возможно они становились такими, когда он злился. Он взял мою руку в свою и сказал:
– Надеюсь, ты сможешь снова заслужить наше доверие, потому что, если нет, я буду скучать по твоему телу.
Буду скучать не по тебе, а по твоему телу. Мне этот подбор слов показался интересным, очевидно, как и Ашеру.
– По моему телу, не по мне. Значит я был плохим доминантом для тебя, потому что ты должен был бы любить меня так же, как я люблю тебя, мой мальчик с цветочными глазами.
Ашер коснулся лица Натаниэля, но все, чего он добился - ледяного взгляда с его красивого лица.