Мертвый лед
Шрифт:
– Ты его мастер, ma petite, ты можешь приказать ему жить в общежитии.
Я впилась в него взглядом:
– Не хочу я указывать людям, как им жить. Я просто хочу, чтобы меня оставили нахрен в покое!
– То есть, чтобы Синрик жил своей жизнью где-то в другом месте и оставил тебя в покое, - сказал Мика.
Поразмыслив, я кивнула и спокойно ответила:
– Да, да.
– Почему?
– спросил он.
– Потому что ему девятнадцать, а мне тридцать одни. Потому что мы изнасиловали друг друга, когда ему было всего шестнадцать. Потому
Я стояла там в оглушающей тишине, и эти слова отдавались эхом в моей голове.
Мика и Жан-Клод смотрели на меня. Лицо Жан-Клода было пустым и идеальным, каким я видела его не раз. Он мгновенно скрывал свои эмоции, и этот трюк помогал ему выживать веками в подчинении другого вампира. На лице Мики была боль, сострадание, оно отражало столь же много эмоций, сколько скрывал Жан-Клод.
– Вот почему, твою мать, - закончила я тише.
Мика встал, попытавшись обнять меня, но я вытянула перед собой руку и попятилась.
Мне хотелось, чтобы он обнял меня, но тогда я просто рассыплюсь, а этого мне не нужно. Мне надо подумать, хотя бы попытаться. По все, что я могу: стоять, оглушенная признанием, сорвавшимся с моих губ. Я словно колокол, по которому ударили, и звук все еще отдается во мне. От шока онемели кончики пальцев, и было тяжело дышать, словно мне крепко врезали.
Мика потянулся ко мне, но в конце концов опустил руки.
– Анита, чем мы можем помочь?
Я открыла было рот, но в итоге просто покачала головой. Они ничем не помогут, никто не сможет помочь. Нам не исправить случившегося, ничего не изменить. Все, что мы можем, это двигаться дальше. Я просто не уверена, куда именно.
– Твою мать!
– мягко повторила я.
Мика вновь приблизился, на этот раз медленнее, без резких движений. Так ведут себя с напуганными лошадьми. Это большие и сильные животные, и вы не хотите напугать их еще больше, чтобы они взбрыкнули и поранили вас или себя. Я почти ждала, как Мика заговорит: «Тише, тише».
Когда я не остановила его, Он подошел еще ближе, пока не смог положить руку на мое плечо. На этот раз я не оттолкнула его. Просто стояла, уставившись в никуда, видя перед глазами другую комнату, ту самую в Лас-Вегасе три года назад.
Я чувствовала себя жертвой? Нет, но... но... что-то похожее.
Мика нежно и осторожно обнял меня, и я позволила ему. Я не обняла его в ответ, но и не осталась напряженной. Мое тело расслабилось, руки повисли, и я задумалась, как же мне справиться со всем этим.
Когда я заговорила, мой голос звучал хрипло и отчужденно.
– Я не подпускаю близко мужчин из Вегаса. Криспина и Домино я сторонилась и оттолкнула настолько, что они могут вернуться в Лас-Вегас и без наших стараний.
– Да, - мягко сказал Мика.
Я медленно, словно нехотя, обняла его, а затем
– За исключением Синрика.
– Да, - ответил он, поглаживая меня по спине медленными круговыми движениями.
– Я виню их всех в произошедшем?
– Не думаю, что ты винишь их. Мне кажется все в точности так, как ты сказала: они напоминают тебе о том, что произошло. Видя их каждый день, ты никогда не сможешь забыть об этом.
– Я почти не помню тот секс. Почему тогда меня это так беспокоит?
Жан-Клод вдруг оказался рядом. Он очень осторожно коснулся рукой моих волос, словно боялся, что я велю ему прекратить, но когда этого не произошло, он начал поглаживать меня по волосам.
– Где-то в глубине своей прекрасной души ты все помнишь: если не разумом, то телом. Как будто наша кожа впитывает воспоминания слишком болезненные, чтобы их запомнил мозг.
Я повернулась, и ему пришлось убрать руку, чтобы я могла увидеть его лицо.
– Похоже на личный опыт.
– Ты делила со мной некоторые из моих воспоминаний, ma petite. Ты знаешь, что у меня есть своп кошмары.
– Это кошмар?
– спросила я.
Он коснулся ладонью моего лица и с мгновенье изучал его, пока Мика продолжал обнимать меня.
– Ma petite, удовольствие одного человека может быть кошмаром для другого. И то, что для одного пустяк, - он пожал плечами и обозначил пальцами кавычки, - для другого может стать травмой.
– Я проходила и через худшие... кошмары.
– Возможно. А возможно, это беспокоит тебя больше, чем то, что кажется более ужасающим.
– Но почему? Почему? Мне приходилось пробираться через кровь и куски тел, и я просто двигалась вперед. Ничего особенного. Никто не умер, кроме плохих парней.
Мика уткнулся в мои волосы, и я чувствовала его дыхание, когда он заговорил.
– Анита, тебя одурманил и захватил некто, кого можно сравнить с демоном. Такое накладывает отпечаток.
Я отстранилась достаточно, чтобы взглянуть в его лицо.
– Это были большие плохие вампиры: Мать Всей Тьмы и Витторио, Отец Дня. Не демоны. Если бы ты когда-нибудь видел настоящего демона, ты бы не говорил так.
Он улыбнулся немного грустно.
– Иногда я забываю, как много ты видела. Прости, ты права. Мне не следовало говорить о демонах, когда я ничего в них не понимаю.
Я отстранилась от него, от них обоих, и взяла их за руки, потому что мне нужно подумать, а в их объятьях это не всегда возможно. Они могут отвлечь меня столь многими способами.
– Они сражались друг с другом, а я была для них просто оружием, которое можно использовать и выбросить. Мы все были всего лишь оружием. Вы хватаетесь за пистолет, чтобы подстрелить врага, и вас не волнуют чувства пистолета, не интересует, кого он любит. Это просто кусок металла. Вы спускаете курок, и Он выполняет свою работу. Это как быть палачом вампиров: я получаю ордер на исполнение, меня направляют по следу сверхъестественных преступников, я выслеживаю их и