Мертвый остров
Шрифт:
– Слушаюсь! Значит, так…
Но тут Лыков улыбнулся и первым протянул руку высокому краснолицему господину с петлицами надворного советника.
– Здравствуйте, Виктор Васильевич! Мы встречались у градоначальника, помните?
Явно польщенный, тот пожал руку и назвался:
– Смотритель Корсаковской тюрьмы майор Шелькинг.
Шелькинг служил участковым приставом в петербургской полиции в чине майора. Но генерал Грессер [26] невзлюбил его, и пристав вынужден был уйти в тюремное ведомство. Его перевели в гражданскую службу. Лыков и Шелькинг были в столице
26
П.А. Грессер – в 1882–1883 годах столичный обер-полицмейстер, в 1883–1892 годах – градоначальник.
Следующим подошел плечистый мужчина с обветренным грубым лицом:
– Помощник смотрителя Акула-Кулак.
– Что, простите? – не понял сыщик.
– Фамилия такая, ваше высокоблагородие, – пробурчал детина, смущаясь. Но Шелькинг поддержал своего помощника:
– Правильная фамилия! Арестанты его сильно боятся. Чуть что – сразу в мордофон!
– Ясно, – нахмурился Лыков. Протянул руку, и Акула вцепился в нее так, словно пытался оторвать. Что же он с каторжными творит, если собственное начальство готов изувечить?
Вперед выступил молодой мужчина с располагающим лицом, худощавый и вроде бы интеллигентный. Он прятал свой несерьезный возраст под окладистой бородой.
– Секретарь полицейского управления коллежский регистратор Фельдман Степан Алексеевич.
«Вот с этим мы, наверно, сработаемся», – подумал Лыков, пожимая ему руку.
– Младший врач окружного лазарета Пагануцци Владимир Сальваторович, – бочком подступил толстяк с эспаньолкой и добрыми, немного наивными глазами. Он был не причесан и даже, кажется, не умыт.
Дальше подошли еще два помощника смотрителя, бухгалтер полицейского управления и делопроизводитель. Последним представился жуликоватый дядька в золотом пенсне:
– Распорядитель Корсаковского отделения колонизационного фонда Полуянский Юстин Егорович. Не являясь подчиненным вашего высокоблагородия, счел, так сказать, своим долгом…
Чиновники отошли в сторону, и на их место заступили офицеры. Таубе представил Алексею ротного командира капитана Кусанова и двух полуротных.
На этом знакомство с кадром округа закончилось. Ялозо на правах старшего почтительно поинтересовался у Лыкова:
– Изволите поглядеть городок? Ваш экипаж ожидает на пристани.
Сыщик чуть было не согласился, но вовремя заметил лейтенанта Степуру. Тот из-за спины чиновников подавал ему какие-то знаки.
– Минуту…
Он подошел к старшему помощнику. Степура кивнул на полуоткрытую дверь буфета и красноречиво щелкнул себя пальцем по горлу.
– Господа! – объявил Лыков. – Мы предварительно познакомились. А теперь пароходное начальство приглашает вас угоститься.
Лица сахалинцев сразу приобрели мечтательно-одобрительное выражение. Словно школьники, дождавшиеся перемены, они гурьбой ринулись в буфет. Там к их приходу уже все было готово. На табльдоте красовались бутылки с водкой и рябиновой настойкой. Их окружали нарезанный
– Ах! С осени не ел родимую! – с набитым ртом прорычал Шелькинг. Следом нацелился Акула-Кулак, но его бесцеремонно оттер Ялозо. Тут через его плечо вытянул руку капитан Кусанов и схватил тарелку. Ялозо взялся за свой край, но к капитану присоединились поручики, и в итоге армия победила… За спинами других застенчивый Фельдман кротко дожидался своей очереди.
– А вы почему не угощаетесь? – спросил Лыков поощрительно.
– Я утром кушал… не хочется…
– Так давайте со мной по рюмочке!
Степан Алексеевич замешкался, но Ялозо сзади хлопнул его по плечу:
– Раз начальство велит, надо пить!
– Вы не употребляете водку? – догадался надворный советник.
– Стараюсь, ваше…
– Алексей Николаевич, – мягко поправил его Лыков.
– …Алексей Николаевич. Здесь только начни – и мигом осахалинишься. Боюсь.
Тут налетели сразу трое: Шелькинг, Ялозо и Кулак. Фома Каликстович заявил, обнаружив неожиданное знакомство с трудами Гоголя:
– Не любишь нас, черненьких? Тебе все беленьких подавай? Эх, Степан! А ведь твой батька смотрителем был. Настоящий сахалинец! под нарой вырос… А ты? Брезгуешь нашим братом!
«Майор» хотел что-то добавить, но Лыков вполголоса приказал:
– Отставить!
Чиновники тотчас вытянулись во фрунт.
– Степан Алексеевич, подготовьте мне доклад об обстановке в округе. Я вернусь от генерала и заслушаю. Нам с вами придется много работать вместе.
– Слушаюсь! – отчеканил повеселевший секретарь. Его противники тут же отвернулись и начали молча разливать водку.
Сзади кто-то осторожно тронул Лыкова за плечо. Это оказался капитан «Петербурга».
– Господин Лыков! Можно вас на два слова?
Они вышли из буфета, и капитан сказал:
– Мы всегда угощаем здешних чиновников на счет Добровольного флота. От них зависит, сколько дать каторжных под разгрузку. А то могут и неделю проваландаться, если не подмазать… Но поскольку у нас на борту сейчас сам начальник округа… Вы не могли бы распорядиться?
Лыков кивнул и просунул голову в помещение буфета. Тотчас все, кроме военных, повернулись к нему. Алексей пальцем поманил Ялозо. Титулярный советник отставил рюмку и подбежал.
– Фома Каликстович, надо помочь команде корабля разгрузиться. Немедленно!
– Слушаюсь! Акула, ко мне!
Несмотря на все старания каторжных, разгрузка парохода заняла трое суток. Единственный паровой катер таскал взад-вперед на буксире единственную баржу… Лыков и Таубе прошлись по Корсаковску, залезли на Брусничные горы, съездили даже на маяк. Внизу на камнях ржавели останки корпуса «Костромы», разбившейся два года назад. Рядом ползали сивучи и нерпы. На воде сидело бесчисленное множество птиц. В воздухе же их почему-то не было ни одной. Смотритель маяка, отставной кочегарный унтер-офицер, напоил гостей чаем. Он ходил с револьвером, а в его домике в углу стояла заряженная бердана. На вопрос, зачем такие предосторожности, старик ответил: здесь по-другому нельзя. И рассказал, что в восемьдесят пятом на маяк напали беглые. Убили смотрителя ближайшего поселения, а матроса при маяке сбросили со скалы. Живым.