Мертвый принц
Шрифт:
Он не заметил, как в зале появился кто-то еще, и поднял голову только после того, как в приоткрытую дверь постучали.
Леоф повернулся. Королева Мюриель Отважная стояла у входа в зал. Однако смотрела она не на него, а на Мери. Девочка тут же соскочила со стула и преклонила колено. С некоторым опозданием Леоф попытался последовать ее примеру, однако его лубок испортил все впечатление.
– Мери, – холодно проговорила королева, – почему бы тебе не побегать?
– Да, ваше величество, – сказала она и повернулась к двери.
– Мери, – строго повторила королева. И девочка убежала.
Королева обратила ледяной взор на Леофа.
– Когда леди Грэмми попросила вас учить ее дочь музыке? – спросила она.
– Ваше величество, я не знаком с леди Грэмми, – ответил Леоф. – Девочка пряталась здесь, потому что любит музыку. Сегодня я нашел ее.
Взгляд королевы немного смягчился.
– Я позабочусь о том, чтобы она вас больше не беспокоила.
– Ваше величество, Мери просто очаровательна. К тому же у нее превосходный слух, и она очень быстро все схватывает. Я готов учить ее без какой-либо платы.
– В самом деле?
На Леофа вновь повеяло холодом, и он вдруг заинтересовался – а кто такая эта леди Грэмми?
– Если это не запрещено. Ваше величество, я так мало знаю о здешних обычаях… Честно говоря, мне даже неизвестно, могу ли я считать, что меня взяли на должность.
– Именно этот вопрос я и собиралась с вами обсудить.
Королева села, а он остался стоять, опираясь на костыли и с беспокойством глядя на нее. У входа в зал остались два стражника.
– Мой муж ничего не говорил мне про вас, к тому же вам не удалось сохранить его письмо.
– Ваше величество, пожар…
– Да, я знаю, герцог Артвейр видел письмо, и для меня этого достаточно. И все же теперь я должна соблюдать осторожность. Я навела справки о вас в разных местах, и это заняло некоторое время.
– Да, ваше величество. Конечно, я все понимаю.
– Я плохо разбираюсь в музыке, – призналась королева, – но мне дали понять, что для композитора у вас необычная репутация. Церковь, например, в ряде случаев запретила ваши работы. Звучали даже обвинения в колдовстве.
– Уверяю вас, ваше величество, – быстро заговорил Леоф, – я не виновен в ереси и не имею никакого отношения к колдовству.
– Однако такое мнение высказывает духовенство Гластира. Они утверждают, что ваши сочинения часто неправильно оркестрованы. – Она пожала плечами. – Я не понимаю, что это значит. Кроме того, они сообщают, что ваши выступления порождают вспышки насилия.
– Но это сильное преувеличение, ваше величество. Два джентльмена поспорили об одном из моих сочинений. Они даже обменялись несколькими ударами. К сожалению, неподалеку оказались их друзья, которые присоединились к спору.
– Значит, была драка.
Леоф вздохнул.
– Да, ваше величество.
– Священник из Гластира утверждает, что ваша музыка оказывает разлагающее влияние
– Я в это не верю, ваше величество.
Королева слабо улыбнулась.
– Мне кажется, я понимаю, почему мой муж пригласил вас, хотя мы много лет обходились без композитора. У него были не самые лучшие отношения с церковью, в особенности – с прайфеком Хесперо. Подозреваю, он хотел позлить прайфека. – Улыбка исчезла. – К сожалению, мой сын не может себе позволить подобного. Мы не должны провоцировать церковь – во всяком случае, чрезмерно. С другой стороны, вы показали себя истинным другом нашего королевства, и слово герцога Артвейра в вашу защиту много для меня значит. – Она нахмурилась. – Скажите мне, что церкви не нравится в вашей музыке. И поточнее.
Леоф задумался.
– Ваше величество, вспомните работы прежнего композитора – какая из них была вашей любимой?
Она заморгала, и Леоф с некоторым опозданием сообразил, что ответил королеве вопросом на вопрос.
– Затрудняюсь сказать что-нибудь определенное, – ответила королева. – Наверное, павана.
– А вы слышите, как она звучит в вашей голове? Вы можете ее напеть?
Теперь королева была им явно недовольна.
– Почему вы спрашиваете?
Леоф поудобнее переставил костыли, чтобы иметь возможность всплеснуть руками.
– Ваше величество, музыка – это дар святых. В ней заключена сила, способная тронуть душу человека. Тем не менее, обычно этого не происходит. В течение почти сотни лет музыку писали не сердцем, а разумом, почти арифметически. Она превратилась в бесплодные академические упражнения.
– Но павана должна звучать как павана, не так ли? – спросила королева. – А реквием – как реквием?
– Но это лишь формы, ваше величество. Внутри форм можно создавать возвышенные…
– Я не понимаю. Почему церковь против вашей философии?
Теперь Леоф должен был очень тщательно подбирать слова.
– Некоторые духовные лица путают привычку с теорией. Раньше, до того как изобрели клавесин – менее ста лет назад, – все было иначе. Двести лет назад никому и в голову не приходило, чтобы два голоса пели разные партии, не говоря о четырех, однако сейчас церковные песнопения пишутся для четырех голосов. И все же по непонятным причинам за последние сто лет музыка практически не изменилась. Все продолжается по инерции, люди привыкли…
– Я просила вас высказываться определеннее.
– Да, ваше величество. Прошу меня простить. Возьмем для примера разделение инструментальных и вокальных произведений. Церковная музыка пишется только для голоса. Инструменты никогда не сопровождают реквием. А во время концертов не звучит человеческий голос.
– Менестрели играют и поют, – заметила королева.
– Да. И церкви это не нравится. Почему? Я никогда не видел никаких письменных теорий, объясняющих это.
– Значит, вы сочиняете для голосов с оркестром?