Мертвый разлив
Шрифт:
– Ваши проблемы.
– Отчего ж? – В его усмешке Вадиму почудилась напряженность. – Ты ведь для нас почти член семьи! – Марк осклабился еще шире. – Каждый вечер навещаешь, как добрый сын.
И акценты он расставил странно, хотя не пережимал.
– Только избавь от сцен, ладно? – попросил Вадим. – По крайней мере, сделай паузу после признания собственных прегрешений.
– Ну, какие это прегрешения? – миролюбиво возразил Марк. – Так, проверка ближнего окружения, стрельба по движущимся мишеням, вербовка команды… Если угодно – моя прямая обязанность.
–
– А техника безопасности на что? – хохотнул управитель. – Ведь столько инструкций наплодили!..
– И для Алисы силы бы поберег. Сам знаешь, сколь опасно оставлять женщину голодной.
– Как ты справедливо заметил, это наши проблемы, – посмурнел Марк. – А вот что с тобой делать?
– В каком смысле?
– Не в том: для команды ты не годишься. Однако и бездельничать тебе не позволят.
– В чем проблема? – удивился Вадим. – Или в КБ не осталось нейтральных тем? Вот и подкинь одну по знакомству. Знаешь же: за мной не заржавеет.
– Совестливый ты наш! – обрадовался управитель. – И тебя на блат потянуло? А как же принципы?
– Не морочь мне голову, Марк! Принципы нужны тем, у кого нехватка совести, – а я обхожусь без искусственных ориентиров. Впрочем, ты тоже – как известно, крайности сходятся.
– Будь по-твоему, – согласился Марк. – Как ни противно “поступаться принципами”, однако сделаю.
– Поплачься мне, поплачься!..
– Что-нибудь еще?
– Раз уж подвернулся, подсуетись, обеспечь мне послабление режима. Конечно, я мог бы сачкануть и так…
– Господи, а это тебе зачем?
– Мои проблемы, Максик. Я же в твои не лезу?
– Конечно, у меня имеется парочка “вольных”…
– Как удачно! – сказал Вадим. – Значит, завтра ты отпускаешь меня на полдня?
– Запросто, – с готовностью подвердил Марк. – Если ты сдаешь кровь.
– “Здравствуй, попа, Новый год!” – удивился Вадим. – Кровь-то причем?
– Понимаешь, под эту кампанию можно провернуть что угодно. Полное благоприятствование сверху!
– И что, без крови никак?
– Да в чем сложность? По-моему, у тебя ее в избытке.
– В достатке, – поправил Вадим. – Так что же, я должен делиться еще и этим? А морда не треснет?
– Тебе ведь нужен отгул? Ты пойми: меня тоже контролируют! Я не могу быть добрым за чужой счет – по крайней мере, пока не пущу прочные корни.
– И скольких для этого придется перетрахать?
– Пошляк!
– Просто “называю вещи”. Вот интересно, Максик, ты делаешь это для удовольствия или по необходимости? Или совмещаешь?
– По праву рождения, – ответил Марк. – Чтоб ты знал, мои предки поднимали и осваивали эти земли на протяжении поколений. Так почему мне не вступить во владение законным наследством?
– А лишнего не прихватил, “ухарь-купец”? Тоже, новая аристократия!
– Ну почему – “новая”? – возразил тот. – К слову сказать, моя мать – урожденная Трубецкая, после Октября высланная из Питера вместе со многими дворянскими семьями. Представляешь, фамилия!.. Правда, дедка скоро
– Ну, Максик, ты – жук! – восхитился Вадим. – И здесь подстраховался. А матросика с “Авроры” не вербанул в предки? Так, на всякий случай: вдруг коммунары-ортодоксы вернутся? Отчего не устроить эдакий дворянско-старожильско-коммунарский конгломерат? Вот тогда, чего бы ни стали распределять, ты – в первых рядах!
– Между прочим, – похвалился Марк, – мой прадед по материнской линии владел восемью языками. Какие головы были!
– Действительно, за таких предков положена надбавка в снабжении, а также прочие привилегии, – признал Вадим. – Где нам, безродным выскочкам, соперничать с целым сословием! Только и остается гордиться, что собственными дарованиями. Правда, нынче и на трех языках можно погореть. Мне вон на каждом допросе пеняют: неспроста, мол, замышляешь!
– Что же, человек по натуре слаб, – поддержал Марк, – и лучше бы оградить его от искусов.
– Как будто сами “золототысячники” не переходят постепенно на английский! А какой язык выберут “отцы”: опять старославянский или все же латынь – вас ведь всегда тянуло к мертвечине?
– Ну, с нас-то иной спрос, а вот низших служителей следует поберечь. К тому ж сюда привнесено столько чужеродных пороков и столько лет над нами измывались иноземцы всех мастей, что не грех и переусердствовать. Ко всем чужакам у нас скопился ба-альшой счет!..
– Послушай, старожил хренов! – все-таки разозлясь, сказал Вадим. – В прежних дуростях я замаран куда меньше твоего, хотя с себя вины не снимаю. А когда возводился “весь мир голодных и рабов”, после Октября-то, мои предки тоже не рвались на первые роли – в отличие от твоих. Так почему я оказался тебе что-то должен?
Однако обоим уже надоело ругаться. И какой смысл в дискуссии, если собеседников разнесло настолько, что и слов не различить, – так, доносятся некие звуковые волны, только перепонки раздражают.
– Чуть не забыл, – на прощание объявил Марк, не без потаенного злорадства. – Тебя желает видеть старший режимник – верно, подошел срок. Заскочи к нему, ладно? Не сочти за большой труд…
– Только из расположения к тебе, – открывая дверь, сказал Вадим. – Чтоб не накликать новых бед на твою задницу.
И теперь на него с изумлением посмотрела секретарка, на секунду оторвавшись от полировки вампирских ногтей. Хотя бы этим ее впечатлил! – с усмешкой порадовался Вадим. И вдруг представил надменную красотку на Марковом столе – с задранным до груди платьем, с приспущенными по пышным бедрам колготками и нацеленными в потолок стройными голенями, увенчанными изящными туфельками. Картинка вышла не слишком изысканная, однако волнительная. Эта красавица недурно смотрелась бы в любом раздрае, но вот захочется ли ее тронуть? Если она настолько хороша, то почему Марка заинтересовала дурнушка-надсмотрщица? Политика, политика, высокая и загадочная, – нам этого не понять.