Мертвый среди живых
Шрифт:
— Это, вероятно, было непросто, — замечает Уэнделл с искренним интересом.
— Трудности делают решение дороже, — рассмеявшись, говорит Габриэль и добавляет: — Но сейчас речь идет всего лишь об отдыхе. Знаете, я выросла в Буэнос-Айресе. Родители возили нас на каникулы в Барилочи. Потом я переехала в Нью-Йорк и довольно долго меняла места работы, прежде чем купила это бюро, а теперь посылаю людей на свою родину. Забавная штука жизнь.
— И полна сюрпризов, это уж точно.
— Что еще вам сказать? Готовы к путешествию своей жизни?
Уэнделл
Он слышит свой голос:
— Думаю… считаю, что еще не совсем готов к поездке.
Смущенно просит у нее визитную карточку, кладет ее в бумажник. Дотрагиваясь до замочка на дипломате, Уэнделл слышит, как она продолжает его убеждать:
— Жена и сын, вы сказали? У меня тоже мальчик.
«Детей у тебя нет, и живешь одна», — думает он.
— В Патагонии для мальчика столько занятий. Переходы, горный спорт. Такой отдых он на всю жизнь запомнит. Приятные воспоминания ребенка должны много значить для отца, — говорит она.
— Я сказал, что подумаю об этом, — желая спрятать краснеющее от стыда лицо, отвечает Уэнделл.
Габриэль, пытаясь его успокоить, касается его руки:
— У вас фото с собой?
— Семьи?
— Тех, кого хотите поразить. Их снимок. Можно взглянуть?
— Снимок, — медленно повторяет Уэнделл, ясно представляя запечатленный на фотографии автомобиль защитного цвета, напоминающий старый «форд-фэрлейн», который едет по Бруклин-стрит; и стоило ему представить это, как ярость вернулась с прежней силой.
— Что-то не так? У вас нет фото любимой жены и сына? — спрашивает Габриэль.
Рука скользит в дипломат, стискивает пистолет и вынимает его. Габриэль, вероятно, думала, что Уэнделл полез за фотографией. На красивом лице появляется выражение озабоченности, но не испуга. Она, должно быть, пытается понять, что же у него в руке.
— Но это же пистолет, а не фото.
Когда Уэнделл спускает курок, выстрел, несмотря на глушитель, отдается громом у него в ушах. Габриэль так больше ничего и не произносит, лишь непонимающе смотрит, и свет гаснет в ее глазах. Хлынувшая из головы кровь темнее цвета свитера. Уэнделл чувствует смесь запаха аммиака, шерсти, мочи, овчины и уксуса. Запахи, напоминающие рождение и смерть одновременно.
«Я сделал это», — думает он, уставившись на пистолет.
Уэнделл ждет угрызений совести, но их нет. Теперь комната выглядит меньше и видится ему как бы с большого расстояния, будто превратилась в некую диораму, где Уэнделл — кукольная звезда, наблюдающая за собой в длинный перевернутый телескоп. Вот женщина, лежащая во вращающемся кресле, руки безвольно висят, как у тряпичной куклы. Вот ее тщательно расставленная мебель в дурацком бюро путешествий — кое-где забрызгана красным. Крошки пурпурного цвета и блестящие красные капельки расцвечивают тонкую бумагу на столе, стекают с монитора и расползаются неровной дугой по глянцевому плакату с туристами, кричащими от радости, что переплывают
Уэнделл ощущает себя победителем.
Где-то звонит телефон. Уэнделл знает, что надо поторопиться, скорее смыться. Пряча пистолет в дипломат, он вдруг осознает, что в последние минуты жизни Габриэль Вьера была права насчет стремления к новизне. Он пересек границу и вступил в новый мир. Уэнделл вынимает из дипломата заранее приготовленный конверт и кладет его рядом с трупом.
8.01 — теперь из выходов подземки текут потоки жителей пригорода. Они толкаются и мешают друг другу, спеша на работу. Они повсюду — как мыши, с открытыми незрячими глазами.
Когда Уэнделл вливается в их поток, он уже спокоен, решителен и совершенно уверен, что никто не видел, как он ушел, а если даже и видел, то парик уже выброшен в канализационный люк около Нью-Йоркского университета. Очки на нем уже другие — вторая пара, предназначенная на сегодня, — в проволочной оправе; в них его лицо кажется уже.
Отсчет времени продолжается. «Час за часом, — думает Уэнделл Най, — я научу этого ублюдка кое-чему». Сомнения в прошлом — сейчас он чувствует себя очень уверенно.
12.30.
Мысленно Уэнделл представляет одного из служащих бюро путешествий — возможно, это будет толстый коротышка, который обычно приходит в 8.15, — представляет, как он лениво входит, застывает в шоке, нащупывает рукой телефонную трубку и кричит что-то в страхе диспетчеру Службы спасения. Уэнделл вспоминает об оставленном им послании блондину, которое полицейские увидят, вероятно, через несколько минут и непременно передадут шефу.
Первое, личное — мистеру Воорту.
Содержание второго через час будет знать весь город.
Глава 2
Воорт чувствует, как кто-то гладит его по плечу, и даже с закрытыми глазами знает, что женщина, которая будит его, не та, с которой он провел ночь: запах духов тоньше, а ногти острее. Нежное царапанье руки возбуждает, и в животе невольно разливается тепло.
— С днем рождения, блондинчик, — произносит вдова двоюродного брата.
Что самое худшее ты сделал себе? Каков наихудший твой выбор? И был ли он столь велик, что ты мигом понял: жизнь уже никогда не будет прежней?
Или выбор этот был настолько обманчив, что ты убедил себя в его незначительности? Может быть, улыбнулся не тому человеку. На несколько минут задержался в баре. Заключил мелкое пари. Колебание в любви, которое казалось столь невинным, мелким и личным, что только потом пришло осознание гнусности распутства, к которому оно тебя привело, и это же любовное сомнение приведет к несчастью и в конце концов подведет тебя к твоему последнему часу.
Теперь это стало проблемой. Как поступить? Выгнать ее из дома? По приглушенному звуку льющейся воды он понимает, что его подружка Камилла принимает душ. Выключает душ. Воорту слышно мурлыканье Камиллы. Вытираясь, она любит напевать мелодии рока.