Мерзиния
Шрифт:
Затем был белый коридор.
И вокруг – никого.
Он что-то важное должен вспомнить… Про этот коридор.
Но – что?..
О! Он вспомнил. Этот коридор – на ТУ сторону.
Но… Но он не хотел бы туда попадать. Может, можно как-то остановиться?
Ведь там, позади, осталось ещё не сделанное. И кто-то, кому он нужен… Да, он ещё нужен. Он кому-то очень нужен…
Надо вернуться.
Но – как?!
Он пытался остановиться изо всех сил, и двинуться назад.
А
Он кричал. Сопротивлялся. Он очень хотел остановиться!..
Вдруг коридор пропал.
Очнулся он сразу. Открыл глаза. Ф-ф-у-у… Слишком светло. А если прищуриться?
Ага, нормально видно. Это просто белый потолок. Зрение… в порядке. Теперь проверим тело.
Попытавшись пошевелить разными частями, он был и удовлетворён, и разочарован: тело при нем, но, похоже, сдвинуться с места куда тяжелей, чем он представлял.
Вдруг над ним возникло незнакомое лицо – мужчина. И он улыбался:
– Доброе утро, Леонид! – Леонида почему-то удивило, что мужчина говорил очень чисто. И выглядел… не старше тридцати. – Поздравляю! Хирург сказал, что худшее позади! А я – агент Вачовски, – он улыбнулся, покачав головой, – Но лучше зовите меня просто Лайм.
Леонид попробовал что-то сказать. Господи! Как пересохло в горле-то!..
Он попытался снова. Но изо рта шёл только сип и сложить не то что слова – буквы не получалось.
Мужчина заметил его потуги и повернулся к кому-то, что-то сказав по-английски. Затем отошёл.
Появилась женщина во всем белом. Она смазала губы Леонида чем-то влажным.
Вода! Он облизал губы, с мольбой глядя на женщину.
Та улыбнулась, покачав головой, и что-то сказав, тоже на английском. Но губы смазала.
– Она говорит, вам ещё рано пить, поэтому терпите так! – прокомментировал снова возникший сбоку Лайм, – А вообще-то, вы в сорочке родились! Ещё пару сантиметров левее, и!.. Ну, не буду вас пугать. Говорю же: всё худшее уже позади!
– Ле… Ле-на? – смог наконец выдохнуть Леонид.
– А-а, Лена? В порядке ваша Лена. Вот у кого нервы стальные! Это она оттащила вас за будку КПП, пока остальные сообразили!.. И это с одной-то рукой!.. А всего в вас стреляли пять раз. Ну… скажем так: пуля, попавшая в… э-э… ягодицу, для здоровья не опасна. Разве только унизительна, – человек снова вежливо хмыкнул. И глаза его тоже улыбались. Видать, эту-то пулю обсуждали… И точно: Леонид почувствовал себя униженным! Это ж надо: нормально пристрелить не смогли! Ну, Мерзинийцы!.. Позорище!..
– Лежите, лежите! Вам лучше молчать! – Лайм, кажется, понял его усилия, – Сейчас я вам Лену разбужу!
Леонид только благодарно моргнул: это, и предыдущие усилия,
Хотя, если «абстрагироваться» от слабости, почти ничего не болело. Ну, разве что при вдохе… Только сейчас он ощутил сбоку рта какую-то пластиковую трубку.
Кислород?
Да бог с ним. Он жив. Лена жива. Это – главное!..
Теперь бы ещё дать знать Сашке… Наверное, волнуется! Но как сделать это?..
– …нет-нет, только посмотреть! Никаких разговоров! Он ещё слишком слаб! – под сердитое увещевание сбоку вдруг возникло лицо Лены.
Выглядела она… неплохо. Если не считать синие круги под подозрительно красными глазами, и взлохмаченные волосы. Жива, остальное ерунда! Теперь-то они в безопасности… Вроде.
– Жив! Ну и слава богу, больше пока ничего не надо! – Лена и смеялась и плакала одновременно, – Давай, набирайся сил! Всё в порядке: нам дали всё – и Убежище, и Гражданство, и Программу защиты Свидетелей… Я рассказала всё: ты только поправляйся, и ни о чём не думай!..
Мужчина продолжал что-то вежливое говорить, взывая к Лениному разуму, и оттесняя её назад. Леонид… широко улыбался, моргая от нахлынувших слёз. Это было всё, на что сейчас хватило его сил. Затем свет померк: он снова провалился в вату…
– Ну-ка, ну-ка… Неплохо. Вот сегодня – неплохо! – толстенький профессор, пошевелив кустистыми бровями, отложил снимки, которые минуты три пристально изучал. – Я же говорил: заживает, как на кошке!
– Спасибо, Евгений Петрович, вы реально мой второй отец!
– Ну, положим… Хм!.. – тон профессора сменился на умеренно осуждающий, он явно что-то заметил у Леонида на лице, – Тэ-экс! Опять приходила ваша… Лена! – профессор с усмешкой осмотрел щеку Леонида. – Скажите ей хотя бы, чтобы сменила цвет помады: вас вычислить легче, чем прогулявших урок школьников!
– Хорошо, Евгений Петрович, я скажу. Чтобы сменила.
Профессор фыркнул. Потом смягчился:
– Ладно. Через три дня разрешу вставать. А вот целоваться в губы нельзя как минимум ещё недели две. Разорванное лёгкое, это вам не шуточки!
Когда за светилом медицины закрылась дверь, Леонид обратил взор на окно. Окно вселяло оптимизм и уверенность в будущем. Потому как было из трёхсантиметрового бронированного стекла, и снаружи его «страховали» решётки из двухсантиметровых стальных прутьев…
За дверь Леонид тоже не опасался: как-то, когда Лена в очередной раз выходила, он заметил через полуоткрытую дверь двух морских пехотинцев с короткоствольными автоматами. Впрочем, может то были и винтовки: Леонид, в отличии от брата, в оружии не разбирался.