Мерзкий старикашка
Шрифт:
– Ох, если в монастыре все торжества таковы, то жить тут можно. – Неслышно подошедший Тумил плюхнулся рядом со мной, отдуваясь от обжорства.
Так-то он паренек сбитый крепко, но как тот ежик из анекдота: сильный, очень сильный – но шибко легкий. В том смысле, что мелковат еще и покуда не в состоянии соревноваться в чревоугодии со взрослыми.
– Всяко бывает, – уклончиво ответил я.
Зачем мальчика раньше времени огорчать? Его и без меня найдется кому расстроить.
– Кушак ослабь, чтобы брюхо не передавливало, – посоветовал
– Угу. – Он распустил узел и, привалившись спиной к стене, блаженно рыгнул. – Брат Прашнартра, а правда, что перед принятием сана будущий монах неделю постится и вкушает лишь сухари и воду, да и те – только на заре?
– Неправда, – искренне ответил я.
– Это хорошо, – вздохнул паренек.
– Спорное утверждение, – хмыкнул я и начал загибать пальцы. – Во-первых, не только за неделю до принятия сана, но и три дня после него. Во-вторых, не сухари и воду, а воду и сушеный горох. Десять горошин – в первый день поста, девять – во второй, ну и так далее, до одной. В-третьих, не только на заре, потому что проводит эти дни в пещерах под монастырем и заря там или же закат – под землей не разобрать. Да к тому же воды в пещерах хватает – пей не хочу, прямо со стен и сочится, иной раз так и целыми ледяными ручейками.
Тумил покосился на меня, скорчил на мордашке выражение: «Пришел Ржевский и все опошлил», – но ничего не сказал.
– Интересно, а когда брат Шаптур вернется, тоже ведь, наверное, празднество устроят? – спросил он после недолгого молчания.
– Я бы не рассчитывал.
– Почему? – удивился парень. – Разве правильно не отпраздновать выздоровление государя?
– На то, что вернется, не рассчитывал бы, – ответил я, но, разглядев в глазах послушника недоумение, вздохнул и пояснил свою мысль: – Если он царя не вылечит, его, скорее всего, или казнят, или упекут в обитель с самым живодерским уставом из существующих.
– А в то, что брат Шаптур его исцелит, ты, значит, не веришь? – поинтересовался Тумил.
– Ну почему. – Я пожал плечами. – Может, и вылечит, конечно, лекарь-то он очень даже неплохой. Но тогда Шаптура уж точно ждать не следует.
– Это отчего же? – Тумил захлопал глазами. – Ведь все же тогда сложится хорошо?
– Конечно, хорошо. И для царя, и для примаса. Он-то Шаптура в столице и придержит, а если сможет, так и в личные лекари определит Кагену. Под своей, значит, пастырской опекой.
– Ему-то с того выгода какая?
– Ты у нас такой дурак от молебнов или как? – язвительно фыркнул я. – Головой подумай, она тебе дана не только для того, чтобы в нее есть. Трехсот лет не прошло с тех пор, как примас с царем выясняли, кто в стране главнее.
– Так Лжесвятитель же был ересиарх! – возмутился такому сравнению Тумил.
– Конечно, ересиарх, – кивнул я. – Потому что проиграл. А кто победил, за тем и правда. Кстати, знаешь, почему он проиграл и имя его было предано проклятию?
– И почему? – Мальчик поглядел на меня исподлобья.
– Потому что к тому моменту едва полвека миновало
– Знаешь что, брат Прашнартра? – в сердцах сказал Тумил. – Тебя иной раз как послушаешь, так прям и жить не хочется! Зачем ты мне это сейчас рассказал? Для чего мне оно? Погоди, я понял, кажется… Ты веру мою испытываешь, искушаешь, проверяешь, смогу ли я стать монахом, достоин ли, верно?
– Веру можно испытывать лишь тогда, когда она имеется. – Я облокотился на теплую еще от дневного солнца стену и прищурил глаза. – А у тебя всей веры – дюжина заученных наизусть молитв, смысла которых ты и наполовину не понимаешь, да прочитанная по обязанности Книга Деяний Троих. Как ты вообще в послушники-то попал? Сын князя все же, не абы кто.
– Да… – расстроенно пробормотал Тумил, махнул рукой и на какое-то время замолк, затем тяжело вздохнул и произнес совсем уж невесело: – У отца только и богатств всего, что княжеский титул. А на деле – пара нищих горных деревенек и крепостица на скале, которую ни защищать некем, ни отреставрировать не на что.
Ну прям классика. «Ковры молью проедены, овцы давно съедены».
– И старших братьев, поди, у тебя целый табун?
– Ага, – кивнул Тумил. – Шестеро. Да трое сестер, тоже старших, а им же приданое надо. Я-то последыш. Ну и… Не хватило, в общем, у отца денег, чтобы мне кольчугу, коня и саблю справить.
Он с отсутствующим видом начал разглядывать окружающие горы. Ну, ясно, что разговор для него неприятен.
– Не грусти, – вздохнул я. – Тут жить тоже можно. Иной раз даже и долго, вон на меня только, старого, глянь. А витязей убивают уж больно часто.
– Ну да, – неискренне согласился паренек и тяжело вздохнул.
– Ладно, время позднее, а завтра еще брата Шаптура провожать. Пора по койкам. – Я попытался встать и рухнул обратно на скамейку, схватившись за спину. – Ах ты ж, Трех Святых и всю Великую Дюжину об пень-колоду! Помоги-ка встать, «внучок»…
– Это тебе, брат Прашнартра, за твою злоязыкость боги больную спину послали, – пробормотал Тумил, но подняться помог.
– Да кабы только это… – прокряхтел я, припоминая свою встречу со светоносным существом. – Еще всяких молодых да резвых, которых в детстве пороли мало, чтобы чужую старость уважали. Прислони-ка меня к стеночке.
– Ох и вредный же ты дед, скажу я тебе, – хмыкнул Тумил. – Но умный.
– Это точно, – согласился я, постепенно распрямляясь. – Полная спина ума.
– Тебе, может, помочь дойти до кельи?