Мерзость
Шрифт:
Реджи сняла блузку и быстрым движением ботинка запихнула под растущую груду одежды, чтобы ее не унесло ветром. Потом избавилась от нескольких слоев льна и шелка под блузкой. Теперь она осталась в шерстяных брюках и в лифчике. Потом завела руки за спину, чтобы расстегнуть застежку.
Мне хотелось заплакать. Ее нежное тело окоченеет через несколько минут или даже секунд. Жан-Клод шевелился на заснеженной скале; из него по-прежнему текла кровь.
— Мне жаль, леди Бромли-Монфор, — рассмеялся Бруно Зигль, — но мне уже приходилось видеть сиськи английских женщин. Sogar einen englischen Madchens Titten!
— В моем рюкзаке, — сказала Реджи. — Я могу их достать…
Зигль покачал головой.
И тут Жан-Клод вскочил и, даже не держась за окровавленный бок, бросился на него.
Немец отступил на полшага и дважды выстрелил. Обе пули попали куда-то в грудь или в живот Же-Ка. Но это не остановило его.
Зигль сделал два шага влево, к южной стене — но все еще слишком далеко от рыхлого снежного карниза — и выстрелил еще два раза. Четвертая девятимиллиметровая пуля вышла из спины Жан-Клода и пробила кислородный баллон у него в рюкзаке, из которого вырвалась шипящая струя. Обоих окутало облако из ледяных кристаллов.
Мы все бросились вперед, но Жан-Клод стиснул Зигля в медвежьем объятии, заставив отступить на шаг… на два… на четыре…
— Nein, nein, nein! — закричал Зигль и принялся лупить черной металлической рукояткой «люгера» по голове Же-Ка. Спотыкаясь, они сделали еще три шага назад, по снегу карниза.
— B^atard Boche! — выдохнул Жан-Клод, и кровь из его горла хлынула на грудь белоснежного анорака Зигля. Даже пронзенный пятью пулями, с шипящим за спиной кислородным баллоном, Же-Ка размахивал окровавленной правой рукой у левого плеча Бруно Зигля.
Карниз рухнул под ними. Оба исчезли в образовавшемся в снегу отверстии. Все, кроме Реджи, бросились к южному краю второй ступени. Зигль кричал очень долго, и этот звук постепенно удалялся и затихал по мере того, как два сплетенных тела падали в пропасть, переворачивались в воздухе и снова падали, падали… Никаких чудесных скал не появилось у них на пути, как у Персиваля и Майера, да и в любом случае, Зигль и Же-Ка не были связаны — их соединяла только железная хватка одной руки Жан-Клода. В конечном итоге они скрылись из виду, превратившись сначала в точки, а затем во что-то меньшее, чем точки, затерявшееся на фоне ледника Кангшунг в 10 000 футах под нами.
Я не слышал криков Жан-Клода, ни одного. Тогда я думал — и предпочитаю думать теперь, — что он умер еще до того, как осознал, что падает, хотя падение с карниза вместе с Зиглем с самого начала было главной частью его плана.
Дикон посмотрел вниз, но не в пропасть, а на край скалы, и я понял, почему Жан-Клод размахивал свободной рукой.
За секунду до падения он сорвал с плеча Зигля винтовку «Ли-Энфилд» и бросил на снег.
Я поднял ее.
— Оптический прицел разбился о камень. — Мой голос звучал глухо.
— Это неважно, — сказал Дикон и взял у меня винтовку.
Он отсоединил трапециевидный металлический
Реджи одевалась с помощью Пасанга. Она дрожала от холода, и губы у нее посинели. Несмотря на ухмылку Бруно Зигля, ей все-таки удалось немного отвлечь его, дав Жан-Клоду шанс сделать то, что он сделал.
Мы с Диконом пересекли вершину второй ступени и остановились у плиты из песчаника на краю 90-футовой стены. Ричард опустился на одно колено позади плиты, положил на камень винтовку, уперся локтями. Я встал на колени рядом с ним и взял бинокль, который он извлек из рюкзака.
— Будешь моим корректировщиком, — сказал Дикон.
— Я не знаю, что это значит, Ричард.
— Это значит, будешь смотреть и говорить мне, куда я стреляю, низко или высоко, правее или левее, — объяснил он. — Если промахнусь, скажешь, на сколько, влево или вправо, вверх или вниз. По твоим сообщениям я буду корректировать прицел. — Голос у него был спокойный, словно мы обсуждали расписание поездов на Паддингтонском вокзале.
— Понял, — ответил я и поднял к глазам тяжелый полевой бинокль.
Оставшиеся четыре немца были только на полпути между грибовидной скалой и второй ступенью. Наверное, они передохнули с восточной стороны столба, укрывшись от ревущего ветра, а Зигль — самый подготовленный и опытный альпинист из всей группы — продолжал идти вперед без отдыха.
Прежде чем Реджи и Пасанг успели присоединиться к нам, Дикон — он пользовался только металлической планкой прицела, не обращая внимания на сбитый оптический прицел слева, — сделал вдох, задержал дыхание и выстрелил. Громкий звук заставил меня вздрогнуть и на секунду оглушил.
Первый немец в цепочке опрокинулся назад, словно его ударили по ногам. В бинокль я видел, как на груди его белого анорака расплывается алое пятно; снег рядом с ним тоже стал красным.
— Готов, — сказал я. — Точно в грудь.
Двое из трех оставшихся немцев повернулись и побежали, забыв, что связаны между собой, а также с только что убитым товарищем. Окровавленное тело застреленного проехало по снегу несколько ярдов вслед за бегущими. Комический эффект этой сцены мог бы меня рассмешить, не будь остальное так чертовски печально.
Затем двое из двух бегущих немцев споткнулись и упали друг на друга, но третий устоял на ногах, резко повернулся, выхватил пистолет из кармана анорака — я не могу сказать, был ли это «люгер» или какой-то другой пистолет, — и начал стрелять в нашу сторону. Я услышал слабое жужжание где-то вдалеке, но ни одна пуля не пролетела рядом с нами. Звук выстрелов почти потерялся среди воя ветра.
Дикон снова сделал вдох, задержал дыхание и послал пулю в лицо немца. В бинокль я очень хорошо видел, как в разные стороны разлетаются кровь, мозг и осколки черепа. Пистолет выпал из руки уже мертвого человека, который рухнул на снег и камни; ноги его продолжали беспорядочно дергаться, повинуясь еще не угасшим нервным импульсам. Мне была видна густая серая масса мозга, разбросанная по снегу за головой в кожаном шлеме.