Месма
Шрифт:
– Природу рисовала, - повторила она. – А еще портреты разные…
– Да ну? – поразился Виталий. – Портреты? И чьи же?..
– Школьных подруг, - отвечала Галя. – Ты знаешь, у нас в сентябре выставка была в школе, и я тоже свои работы туда принесла! Заняла первое место!
– Ну ты молодец! – воскликнул Виталик с искренней радостью. – Вот видишь, а говоришь, жизнь у тебя скучная!..
– Мне даже приз вручили! – гордо сообщила Галка. – Книгу такую шикарную… Показать?
– Ну конечно, - улыбнулся
Галя зажгла наконец свет и отправилась в свою спальную комнату, оставив своего друга сидеть за круглым столом в гостиной( если так можно было назвать эту комнатушку, из двух немногим большую). Через минуту она вернулась с увесистой книгой и бережно положила ее на стол перед Виталиком.
– О-о! – уважительно протянул он. – Вот это да!«В мире прекрасного»!Классная книга! И где только достали такую…
Он начал бережно листать плотные белые страницы, с интересом разглядывая репродукции, а Галка стояла над ним, время от времени давая краткие пояснения:
– Это вот итальянские мастера… А это немецкие…
– Шикарная гравюра! – заметил Виталик. – «Рыцарь, Смерть и Дьявол»…
– Да… это Альбрехт Дюрер, - отозвалась Галя. – Смотри, как четко все выписано, правда?
– Ну да, у рыцаря на доспехах каждая заклепка видна! Законно…
– А Дьявол какой! – воскликнула Галка. – Каждую шерстинку видно! А страшный до ужаса…
– Галчонок, ну как же ты хотела, - улыбнулся Виталий. – Что это за Дьявол, если он не страшный? Дьявол должен быть таким страшным, чтоб кровь стыла в жилах!
– А как нарисовано! Я вот смотрю, и мне кажется, что художник сам его видел! – сказала Галка.
– Видел кого? – удивился Виталик.
– Дьявола!
– Ну, Галк… Это все твои богатые фантазии. Дьявола нет, так же, как нет и Бога… И Дюрер видеть его, естественно, никак не мог.
– А как же он сумел так подробно его изобразить? – не сдавалась Галя.
– Знаешь, Галчонок… Есть такое понятие – воображение. Тебе, как способному начинающему художнику это должно быть известно! Включи воображение – и тогда кого угодно увидишь, хоть Дьявола, хоть Бога…
– Скажешь тоже! – воскликнула Галка, игриво кладя свою ладошку с широко расставленными пальцами Виталию на голову. – Ты способен вообразить себе Бога?
– Ну причем тут я? – невинно отозвался Виталик из-под ее руки, возлежавшей у него на голове.
– Я-то ведь не художник…- ему не хотелось, чтобы она убирала руку, но она ее все-таки убрала, чтобы самой перевернуть еще страницу.
– Ого! – воскликнул Виталик. – А это что? Квентин Массейс… «Пир у Ирода»…
– Тебе нравится? – невинно спросила Галя.
– Нарисовано здорово, только вот сюжет уж очень мрачный. Не повезло мужику… А народ-то кругом и в ус не дует! Как будто им каждый день на тарелках отрезанные головы подносят…
–
– Не-а… Вижу только, что произошло это давно. Да, времена были суровые, жестокие…
– Хочу себе такое платье! – сказала Галя, уперев палец в изображение Саломеи.
– Ну ты даешь! Да таких платьев давно уже никто не носит! сейчас все совсем по-другому…
– А я все равно хочу! Знаешь, а я сама себя нарисовала в таком платье! – воскликнула Галка.
– Правда? – искренне заинтересовался Виталий. – А покажешь?..
– Прямо сейчас? – улыбнулась Галка.
– А почему нет? Когда же еще…
– Хорошо. Только пошли в другую комнату, а то вдруг мать вернется, а я ей никогда свои рисунки не показываю…
Виталий почувствовал, как неосознанный страх шевельнулся в его груди. Как-то не очень ему хотелось удаляться в другую комнату. Чем здесь плохо – он сидел за столом, под старенькой люстрой, и было бы вполне удобно посмотреть здесь же Галкины работы. Но – Галя была у себя дома, и следовало ее слушаться: хозяйке виднее! Да и не скажет ведь он ей, что ему страшновато идти за ней в другую комнату!
Впрочем, комната была и не комната даже, а так – комнатушка! Прямо перед дверью размещался стол, противоположным краем упиравшийся в стену; слева от стола находилось окно, справа – Галкина кровать, в ногах которой стоял платяной шкаф. Вот и все нехитрое убранство этой так называемой комнаты, которое дополняло два стула – один возле стола, другой у кровати.
Галка усадила своего гостя за стол, включила настольную лампу, а потом вытащила из шкафа( явно прятала – от мамаши, что ли?) большую чертежную папку. Эта папка предназначалась именно для черчения, а не рисования, и бумага в ней была высочайшего качества – гладкая и белая. Положив папку перед Виталием, Галка открыла ее, и молодой человек сразу же увидел цветное изображение девушки в длинном расшитом золотом платье, на котором и рисунок, и россыпи драгоценностей весьма были схожи с теми, что он только что видел в книге.
С первого же взгляда легко было заметить, что Галя изобразила саму себя: портретное сходство с оригиналом угадывалось без сомнений, хотя очевидным являлось и то, что юная художница главное внимание уделила не своему портрету, а роскошному платью, каждая складка которого была выписана с особой тщательностью. Оно и получилось весьма ярким и красочным, оставив позади черно-белую репродукцию картины, с которой была списана. Галка нарисовала себя в виде Саломеи: об этом напоминала и словно бы танцующая поза изображенной на листе девушки, и большое блюдо в ее руке, на котором лежал некий округлый предмет, показанный весьма приблизительно; однако нетрудно было догадаться – что это такое.