Мессианское наследие
Шрифт:
Царь-жрец довольно часто обретает божественный статус и сам становится полноправным богом. Обожествлялись, например, фараоны Египта, которых почитали в качестве земных воплощений Осириса, Амона [25] и/или Ра. Нечто подобное происходило и с императорами Рима, провозгласившими себя прямыми потомками не только таких полубогов, как Геракл, но даже потомками самого Юпитера [26] . В I в. до н. э. для иудаизма был характерен монотеизм, исключавший возможность обожествления Мессии. Но как бы там ни было, Иисус был больше, чем Царь. Его статус был священным. Если Он не был признан Богом, то Его должны были признать непосредственно связанным с Богом, воплотившим Божье благоволение и Божью волю. Благодаря Нему устанавливались все хоть сколько-нибудь важные связи между миром дольним — и горним, между земным и божественным
25
Амон (египетск.) — один из восьми первоначальных богов, олицетворявших священные силы хаоса и известных как Октоада. Амону в ипостаси бога плодородия поклонялись в Фивах (Верхний Египет), а во II в. до н. э. он стал главной фигурой египетского пантеона. Он отождествлялся с богом солнца Ра, одним из четырех богов-творцов (тремя другими были Атум, Хнум и Птах), и в эпоху эллинизма его именовали Амон-Ра. Амон-Ра — это олицетворение незримой силы, сотворившей всех прочих богов. По легенде, Амон в ипостаси мирового змея существовал в первозданных водах. (Прим. пер.).
26
В «Энеиде» (29–19 гг. дон. э.) Публий Вергилий Марон (70–19 гг. до н. э.) утверждает божественность принцепса, напоминая, что Август — потомок Энея, что род Юлиев, к которому принадлежал Октавиан, ведет свое происхождение от Иула, сына Энея, а следовательно — от Венеры. (Прим. пер.)
Принцип сакрализации царской власти остается чрезвычайно популярным в новейшей истории Западной Европы. Излишне говорить, что он является краеугольным камнем доктрины «права Помазанника Божьего» — той самой доктрины, которая постепенно развивалась в течение многих веков. Он также лежит в основе средневекового убеждения, что монарх может исцелять посредством возложения рук. Неудивительно, что этим талантом, приписываемым монархам последующих веков, и в первую очередь Меровингам, обладал сам Иисус.
От Меровингов до Габсбургов представители европейских династий считали себя получившими власть свыше, а подвластные им народы разделяли убеждения своих владык. Хотя правом властвовать часто грубо злоупотребляли, оно никогда не основывалось на исключительной самоуверенности и эгоизме — право властвовать всегда основывалось на намерении достигнуть общественного блага, а вовсе не самоутвердиться. Короче говоря, цари были не более чем слугами, сосудами и парусами, исполненными Воли Божьей. Более того, цари полагали, что их служение несет на себе печать жертвенности.
Действительно, во многих древних культурах царя, после определенного периода правления, ритуально приносили в жертву. Ритуальное убийство верховного правителя — один из самых широко распространенных архаических обрядов, выработанных человечеством на раннем периоде развития цивилизации. Иисус сознательно следовал этой жизненной программе, претерпевшей, однако, некоторые символические изменения. И дело не только в этом. В архаических культурах, по ту сторону земного шара, тело принесенного в жертву царя подавалось на стол во время пиршества. Плоть его — поедалась, а кровь — выпивалась. Это позволяло его подданным принять в себя и усвоить хотя бы крупицу той доблести и мощи, которыми обладал мертвый правитель. Следы этой традиции достаточно хорошо просматриваются в ритуалах церковного богослужения христиан [27] .
27
Круг архаических реминисценций можно значительно расширить: известен обряд ритуального умирания и воскрешения фараона; в мифе об Одине говорится, что он был принесен в жертву самому себе на древе; сюжет поедания плоти господина слугами, если они, в соответствии с завещанием, хотят унаследовать часть его богатств, воспроизводит Петроний в «Сатириконе»; с Евангелиями перекликаются многие сказочные мотивы — например, воскресение Спящей красавицы из гроба. Эти архетипы живы и в новое время, что заставляет Джульетту верить, что и ее, как Спящую красавицу, разбудят в склепе. А Данте делает своим проводником сквозь ад и чистилище Вергилия — признанного в средневековой Европе пророка от язычников, предсказавшего рождение Христа в четвертой, так называемой Мессианской эклоге. Но архетипы не отменяют логосов Нового Завета, они, как и ветхозаветные пророческие книги, являются детоводителями ко Христу. (Прим. пер.)
В христианской средневековой Европе цари заявляли, что они обладают «правом Помазанника Божьего», но это право вручалось и освещалось
Однако у современных христиан вызывает удивление то, что Церковь принимает участие в возведении на трон светского правителя, причем наделяет его атрибутами, которые современники Иисуса приписывали ожидаемому ими Мессии. Например, трудно себе представить, что Церковь может признать светского правителя «полноправным» царем-первосвященником в традиционном библейском смысле этого термина. Но это как раз то, что ранняя Церковь совершила по отношению к императору Константину. По сути, она сделала даже больше. Она не только согласилась с тем, что Константин, по сути, провозгласил себя мессией [28] . Она согласилась даже с его самооценкой в качестве мессии-воителя — человека, который воплощает Божью волю силой, мечом и все триумфы которого — это торжества во славу Божью. Другими словами, Церковь признала, что Константин успешно завершил то, чего Иисус совершить не сумел.
28
Любопытно, что близость понятий «мессия» и «помазанник» любил использовать в своих проповедях видный русский церковный деятель и замечательный эрудит архиепископ Феофан Прокопович. В своих сочинениях он прямо называл царя Петра Великого Христом (царь = помазанник = Мессия = Христос). Феофан пошел еще дальше, продлив логическую цепочку подмен еще на один шаг (Христос = Бог), так что в итоге получалось (царь = Бог). Ученик Феофана Ломоносов подхватил эту «находку», воскликнув в одной из своих од о Петре: «Он Бог, он Бог твой был, Россия!». Показательно, что эти риторические фигуры давали старообрядческим расколоучителям повод называть Петра Лже-мессией, то есть Антихристом. (Прим. пер.)
Константин, бессменно правивший Римской империей в 312–337 гг., справедливо считается одной из поворотных фигур в истории и распространении христианства. Однако позиция, на основании которой сделаны подобные выводы, зиждется на заведомо искаженных и упрощенных предпосылках. Согласно популярным представлениям, Константин всегда отличался веротерпимостью, если не сказать — симпатией по отношению к христианству, то есть был «добрым мужем» еще до того, как «увидел свет Христов». На самом же деле интерес Константина к христианству имел прежде всего прагматическую подоплеку, ибо христиане на землях его империи были весьма многочисленны и он нуждался в их поддержке против Максенция, своего соперника в борьбе за императорский трон.
В 312 г. в битве у моста Мульвия Максенций был убит, после чего Константин остался единственным претендентом на императорский трон. Непосредственно перед этим решающим сражением Константину, по слухам, было явлено видение (впоследствии дополненное пророческим сном) сияющего креста, висящего в небе. По тому же свидетельству, на нем была начертана следующая надпись: «In Hoc Signo Vinces» («Сим знамением победиши»). Предание гласит, что Константин из почтения к увиденному им небесному знамению приказал своим воинам спешно начертать на своих щитах христианскую монограмму, состоящую из двух греческих букв X и Р — первых букв имени Христа. В результате победа Константина над Максенцием стала символизировать чудесный триумф христианства над силами язычества.
Однако предание этим не ограничивается. Оно изображает Константина убежденным сторонником христианства. Оно приписывает ему такие подвиги, как «христианизация империи» и возведение христианства в ранг официальной государственной религии Рима. А если верить документу, предположительно появившемуся на свет Божий в VIII в., так называемому «Константинову дару», Константин якобы передал часть своих светских властных полномочий папе Римскому. Именно на основании этого «документа» римская церковь стала настаивать на своей прерогативе поставлять императоров, а также объявила себя верховной властью.
Мы уже рассматривали некоторые традиционные предания, связываемые в народе с образом Константина, и попытались отделить реальные исторические факты от миазмов полуправды и благочестивых легенд. В результате этого у нас получился образ монарха, резко отличающийся от привычных стереотипов. Со времени возникновения этого образа появилось множество новых материалов о Константине, что привнесло в его образ существенно новое измерение. Следовательно, необходимо взглянуть на этот образ новым, свежим взглядом.