Мессир Константин. Дом колдуна
Шрифт:
— Как получается?
— Отвратительно, — я показал ей кособокую вазу.
Прямо как мое настроение.
— Хочешь, я тебе попозирую? — вдруг предложила Уля.
Беседа неожиданно вышла на новый уровень.
— Ну давай, — отозвался я.
Ульяна молча отошла к окну и села на стул неподалеку. Аккуратно расправила складки на юбке и положила на подол обе ладони, а напоследок опустила взгляд — прямо примерная ученица, позирующая на школьное фото. Я перелистнул страницу в альбоме и снова взялся за карандаш. А ведь я уже не первый раз пытался ее нарисовать — только до этого по памяти или по снимкам. Не ее одной, разумеется — у меня таких не было, — а с совместных праздников. В этом альбоме с десяток листов исчиркан в попытках изобразить ее — то лицо,
Некоторое время я водил карандашом по бумаге, и тишину нарушал только его скрип. Уля хранила молчание, видимо, решив мне не мешать, а мне не хотелось портить момент разговорами про всякую не значащую ерунду. Казалось, в огромном доме, кроме нас, не было больше никого — из-за двери не доносилось ни шорохов, ни шагов, ни голосов. Мы словно остались вдвоем — на этом этаже во всяком случае точно.
Солнце, пробиваясь сквозь слегка раздвинутые занавески, играло в ее волосах, проскальзывало по щеке, скакало по коже, выступающей из ворота блузки, по аккуратным округлостям груди. Глеб как-то заявил, что может определить размер одним прикосновением. Вот только он еще ни к кому не прикасался, лишь болтал. Ульяна же вообще казалась неприкосновенной. Я никогда ни с кем ее не видел, хотя уже не раз замечал, как Женька буквально пускал на нее слюни, и не раз слышал, как дядя предупреждал среднего сына не лезть к ней под юбку. Нам же с Глебом он такого не говорил, словно не было даже вероятности, что хоть один из нас туда залезет. Немного даже обидно.
Взгляд непроизвольно сместился на юбку, заметно укоротившуюся, когда Уля села. Острые коленки совсем оголились — одновременно неприступно и уязвимо. Хрупкие ладони прижимали к бедрам подол, будто придерживая, защищая от внезапного сквозняка. В одной позе больше смысла, чем у некоторых в целом разговоре. Эта девушка словно была создана, чтобы позировать. Вот только изобразить ее на бумаге — такой, какой я ее видел, — как всегда не получалось. На долю мгновения даже мелькнула мысль взять смартфон и сфотографировать. Но было как-то неловко.
— Повернись немного, — я решил сменить ракурс.
Уля послушно повернулась.
— Еще немного.
Она повернулась еще, оказавшись ко мне почти в пол-оборота. Солнце, пролезшее в комнату, захватило чуть больше ее тела — и не самая плотная блузка, в общем-то не прозрачная, вдруг стала просвечивать, четко показывая контуры лифчика. Теперь даже и без прикосновений можно было оценить размер — размер был идеальным. Как и изгиб талии, который я видел сквозь ткань. С пару секунд я раздумывал, повернуть ли ее обратно, а потом оставил так. В конце концов, кому будет хуже? А я хоть немного посмотрю — хоть что-то приятное. А приятного мне в последнее время мучительно не хватало.
Взгляд снова упал на ее открытые колени, странно подрагивающие, словно в напряжении — хотя внешне Ульяна казалась невозмутимо-спокойной. Интересно, если положить туда ладонь, передастся ли эта легкая дрожь и мне?.. Если бы она только знала, сколько фантазий у меня вызывала, может, и не сидела бы так, сверкая своими голыми коленками.
— Можешь закрыть окно, если холодно, — сказал я.
— Мне хорошо, — она качнула головой. — Тебе холодно?
Мне наоборот, стало как-то жарко.
Я снова вернулся к рисунку, стараясь не слишком отвлекаться на мысли — хоть и приятные, но в общем-то бесполезные. Ведь и так знал, чем это закончится. Она еще немного посидит и уйдет, а я опять останусь один, пока у этого полудурка не закончатся уроки, и он не ввалится сюда, рассказывая очередную байку. А на днях вообще выдал, что целовался с какой-то девчонкой в кустах за школой. Нашлась же дурочка. Еще и описал в красках, куда засовывал язык. А мне ничего подобного в ближайшее время не светило. И пока все веселились, я тут сидел и чах.
Из самого приятного за целую неделю только и были что ее просвечивающая блузка и голые коленки. И даже это ненадолго. Уля вот-вот поднимется и уйдет, оставив мне лишь еще одну фантазию с ее
И даже этот дурацкий рисунок не получался.
Поморщившись, я отбросил альбом в сторону.
— Не получается? — тут же спросила Ульяна.
— Не хочу больше рисовать, — я отбросил и карандаш.
— А чего хочешь?
— Не знаю. Чего-нибудь приятного.
— Я тебе какао принесла, — после паузы произнесла она.
— А что в нем приятного?
Ничего не сказав, Уля встала со стула и направилась к моей тумбочке, чтобы забрать поднос. Но неожиданно замерла у кровати, словно передумав уходить. Я машинально подвинулся, и моя гостья осторожно села на самый край. Дом, казалось, утонул в тишине. Ульяна повернула голову ко мне, и наши взгляды встретились — впервые за то время, что она тут. А затем она внезапно вытянула руку и провела ладонью по моей щеке.
— А так приятно?
На пару секунд я просто выпал, будто растворился в этом теплом, ласковом прикосновении.
— Приятно, — после отозвался я.
Уля тут же наклонилась и мягко коснулась губами моего лба, словно проверяя температуру.
— А так? — тихо спросила она.
— Приятно, — ответил я, чувствуя, как ее дыхание спускается вниз по моему лицу.
— А так приятно? — прошептала она мне прямо в губы.
Прикосновение получилось робким, нежным и до безумия чувственным. ”Приятно” было просто не тем словом. Уже не став ничего отвечать, я притянул ее к себе и начал изучать ее губы сам. И как-то не заметил, как моя рука приземлилась ей на блузку и стиснула выступающие округлости — неумело, но весьма пылко. Однако вместо того чтобы возмущенно снять мою наглую ладонь, Уля только крепче прижалась ко мне, будто решив сделать мне приятно до самого конца. После чего моя другая не менее нахальная рука, думая вперед мозгов, полезла ей под юбку. И этой ладони Уля тоже позволила. Позволила мне. Позволила вообще все. А дальше мы уже ни о чем не думали. Всего каких-то пара минут, и все случилось в первый раз — и у меня, что она, конечно же, знала, и у нее, что я, конечно же, понял.
Позже Уля говорила, что не даже не думала, что так получится, и шла совсем не за этим. Но готовность, с которой она мне отдалась, как бы говорила о другом. Может, она и не знала, зачем шла, но точно знала, чего хотела.
К тому моменту, как мы с Глебом получили грозное предупреждение “не лезть к Ульяне под юбку”, с Улей я трахался уже больше года и исследовал под ее юбкой все, что только мог. И если дядя Николай на самом деле не знал, то ее отец явно догадывался — это я понял по его взглядам на меня, ставшим вдруг крайне недружелюбными. Похоже, однажды обнаружил, что дочь где-то бродит по ночам, а потом угадал, кто был причиной ее бессонницы. И как он меня тогда не прибил — до сих пор не понимаю.
Глебу же я тогда ничего не рассказал. Поначалу был такой порыв, а потом я вспомнил, как смотрели в школе на девчонок, которых, по слухам, уже кто-то трахнул. Их будто каждый примеривал на себя. Вот только Уля была не для всех — и тем, что случилось между нами, я делиться не хотел. Так что, в отличие от Глеба, ни про первый поцелуй, ни про первый раз я болтать не стал. Он до сих пор думает, что потерял девственность раньше, и очень этим гордится. Но эту потерю я вполне могу пережить.
В общем, внезапно оказалось, что в жизни есть очень много приятного, и неожиданно для целого консилиума врачей и колдунов я пошел на поправку. Все только и удивлялись, что же послужило лекарством? А ответ был прост: приятные ощущения, волнующие эмоции и потрясающая девушка рядом. Но самое примечательное, что под натиском всего нового, что я тогда испытывал, шепот Темноты становился с каждым днем все тише. Уля умудрилась затмить даже Темноту. По крайней мере, для меня.