Мессия очищает диск
Шрифт:
Змееныш же полагал обратное:
– Позднорожденный осмеливается спросить: разве не всех преподобных отцов из столичной тайной канцелярии казнили для устрашения?
– Не всех. Этого доставили на следующий день после публичного умерщвления, и государь повелел сохранить ему жизнь. Разумно, хотя и с опозданием: стоило оставить в живых троих-четверых – глядишь, у кого-то язык оказался бы не столь неповоротливым! Впрочем, не мне, скудоумному, судить поступки Сына Неба…
Змееныш кончиками пальцев взъерошил оперение шелкового павлина.
– Позднорожденный
– Проси, – кивнул Государев Советник.
– Я, подданный, безрассуден и глуп, – повторил Змееныш первые слова доклада судьи Бао. – Если определять мне наказание, то и десяти тысяч смертей окажется мало…
Лазутчик помолчал, машинально погладил макушку и брезгливо отдернул руку – ощутить под ладонью мокрые от испарины волосы было неприятно.
– Я прошу разрешения присутствовать при инспекции Восточных казематов, – твердо закончил он.
– Зачем? – Неприятно прозвенела сталь; и нахохлившийся воробей снизу вверх заглянул в глаза Змеенышу.
Лазутчик не отвел взгляда.
– Я слышал, под пытками говорят все. И поэтому хочу увидеть человека, сумевшего промолчать. Полагаю, если подождать до того дня, когда Шаолинь и впрямь будет разрушен, – мне и вовсе не доведется лицезреть подобное чудо.
Сановник медленно подошел к окну и неуловимым движением сцапал самую назойливую муху.
Подержал в кулаке, прислушиваясь к жужжанию, и резко сжал пальцы.
«Сейчас склюет!» – подумалось Цаю; но он не стал уточнять, кто склюет и кого именно.
Тишина.
– Хорошо, – только и ответил Государев Советник, автор трактата «О пяти видах наказаний»; человек, не способный выпить яд, прежде чем не подготовит дела для сдачи преемнику.
– Хорошо. Ты поедешь со мной.
И крохотный трупик мухи упал на паркетину с рожицей Маленького Архата.
4
В допросной зале было невыносимо жарко.
Всем: чиновнику-дознатчику, время от времени снимавшему шапку и утиравшему лоб огромным платком; сидевшему в углу писарьку, бумагомараке весьма преклонного возраста, клевавшему носом над чернильницей с тушью; помощникам палача, возившимся подле дымящихся жаровен с инструментом…
Двоим мастерам заплечных дел – ну этим, пожалуй, было жарче остальных (если не считать, конечно, пытуемого)! Попробуй-ка в эдакое пекло намахаться от души батогами, особенно если тебя насквозь сверлит взгляд чиновника, а треклятый узник даже не стонет, мешая определить степень устрашения и готовности ответить на вопросы! А еще раз! А сплеча! И с оттяжкой! Да тише ты, недоумок, пришибешь под горячую руку – с тебя же и спросят шумным спросом!
Ох и жарища…
Сегодня к тяжелым батогам добавилось усиление пыточного довольствия: с узника не стали снимать шейную кангу, а прямо с колодой поставили на колени и зажали в тиски кончики пальцев. Обычно это помогало сразу: дергаясь под батогами, человек
Но дело близилось к вечеру, а толку было чуть – один еле слышный стон за все время.
– Огнем надо! – тихо бурчал подмастерье-заплечник, раскладывая на холстине ряд щипцов и клещей. – Огонек – он завсегда говорило развязывает… самое милое дело! Помню, года три назад, еще при девизе Вечной Весны, изменщика-телохранителя работали – ох и детинушка был! Батог отскакивал! А как каленую спицу сунули туда, где у него не кругло, – мигом запел: винюсь, каюсь, злоумышлял и готов претерпеть!.. Вот и этого бы, преподобного, – огоньком…
– Жаль, Сым-Хватала слег, – вторил ему собрат по ремеслу. – Старенький он, Хватала, забывать все стал, я ему одно, он мне другое… а как пытуемого увидит – куда годы и деваются! Орел! Закогтит, и клещей не надо! Одна беда – учеников не берет. Болтали караульщики, будто девку какую-то учит… врут небось! А я просился – так он мне в рожу дал! Несильно, правда… он старенький, а я ж не пытуемый, чтоб мне со всей силушки прикладывать…
И оба подмастерья согласно закивали головами, – видно, уважали слегшего Сыма-Хваталу и жалели, что не берет тот учеников.
А насчет девки – это, конечно, враки…
В толстую дубовую дверь забарабанили кулаками. Нет, даже не кулаками, а древками алебард. Чиновник мигом нацепил шапку и принял достойный вид, а палачи покосились на него и приостановили махание батогами. Мало ли кого принесла нелегкая, ежели так колотят?!
– Государев Советник с инспекцией! – рявкнули от входа (писарек, невзирая на почтенный возраст, уже успел метнуться и поднять засов).
Палачи переглянулись и обрадованно утерлись – перерыв, значит!
Самое время отдышаться и водички попить.
Перерыв и впрямь вышел долгий. Явившееся начальство церемонно приветствовало начальство пребывавшее, и Государев Советник углубился в протоколы дознания. Его интересовало все: последовательность усиления пыток, имена и стаж работы заплечников, причина отсутствия знаменитого Хваталы, время и степень воздействия на пытуемого, состав пищи узника и частота кормления; чиновник-дознатчик почтительно стоял рядом и изредка комментировал описанные события. Временами вспыхивала дискуссия. Только и слышалось:
– Ничтожный глубоко убежден: двойное кормление вредно сказывается…
– Осмелюсь возразить: ослабевший от голода пытуемый теряет изрядную толику чувствительности…
– И все же позднорожденный утверждает: если в приказе говорилось про необходимость избежать членовредительства!..
– Согласно высочайшему рескрипту…
– Методы духовного устрашения…
– Но он же монах! Клейменый сэн-бин! Сами знаете, высокомудрый, – шаолиньская братия…
– Оказывал сопротивление?