Месть авторитета
Шрифт:
— Не забывай — больница, — напористо напоминает Николай. — Перестрелка не допустима…
— Ясное дело… Ребята проинструктированы… Стрелять будут в самых крайних случаях…
— Ни в крайних, ни в бескрайних — никакой стрельбы. Это — приказ.
Командир недовольно морщится. Ему не хочется подставлять своих ребят, рисковать их жизнями. И без того отряд несет потери в непрекращающихся схватках с бандитами… А тут — не стрелять, брать живыми…
— Постараемся, — по-прежнему недовольно твердит он. — Только
— А ты попроси преступников сложить оружие и поднять лапы над головой. Тогда и будет тебе бескровная победа. С орденами и лавровыми венками, — язвит Гошев. Уголок глаза нервно подрагивает. Волнуется.
Венками нас обеспечат… на кладбище…
Иван, надев под халат бронежилет, снова уходит в палату. Будто на передовую. Теперь его подопечный — «такелажник»…
34
Время — семь утра.
В мое распоряжение предоставлена кушетка на «командном пункте», но спать не хочется — нервы напряжены до такой степени, что малейший рывок и — порвутся в лохмотья.
Внешнее наблюдение должно зафиксировать появление Ухаря, но пока — безрезультатно. Я почему-то уверен — авторитет не снизойдет до личной проверки выполнения отданного Фариду приказа, пошлет шестерок. Может и не послать — поручит той же Галине…
А вдруг ликвидация Костыля означает для Ухаря решение проблемы существования банды?… Тогда прибудет…
Восемь утра.
Сейчас возьмут на операцию Костыля… пока что — Алексея Федоровича…
35
Я будто раздвоился. Под влиянием двойной дозы успокаивающего, введенного мне лично Федором Ивановичем, полулежу на кушетке, прикрыв воспаленные глаза. Команды, отдаваемые командиром омоновцев, голос Гошева, инструктирующего своих сыщиков, — все это проходит мимо сознания, не задерживаясь.
Одновременно лежу на своей кровати у окна и слежу за Костылем.
По обыкновению, поскрипывая, Алексей Федорович укладывается на каталку. Вокруг — сестры.
— Так нельзя! — раздражается одна из них. — Надо раздеться. Повезем не на прогулку — в операционный блок…
— А я что в смокинге, что ли? — не менее раздраженно скрипит куряка. — Голяком лежу, шкуру снимать не стану…
— А трусы?
— Или — не нагляделись? — ехидничает Алексей Федорович. — Зря стараетесь, бабоньки, любоваться у меня нечем…
Ко всему привыкшие сестры иронически хихикают. Одна — рослая, дородная — решительно засучивает рукава халата и подступает к каталке.
— Или ты сам, дедок, трусы стянешь, или я помогу… Ишь, какой стеснительный!
Отвернитесь хотя бы, бесстыжие!…
Наконец больной готов, накрыт до подбородка простыней, под голову подсунута тощая подушка. В руке крепко — не вырвешь! — зажаты пачка сигарет и зажигалка.
Попытались
Куряку везли по коридору к лифту торжественно. Сзади, будто за катафалком, — «такелажник» и Сидорчук. Встречные больные советовали держать хвост трубой, не поддаваться костоломам.
— Ежели медики вшивые не зашьют внутрях ножницы да пинцет — выдюжу, — храбрится бухгалтер в ответ на пожелания. — Кость у меня от родителя — крепкая. Не родился еще хирург, который сопроводит меня на небеса…
Все успевал Алексей Федорович, передвигаясь без помощи ног и костылей по коридору. И на добрые пожелания отвечать, и наказы-приказы отдавать «такелажнику», и приветы посылать куда-то исчезнувшему супротивнику — бате…
Наконец, каталка въехала в кабину лифта и двери закрылись
— А ты не хотел бы полюбоваться, как станут потрошить соседа? — вежливо обратился к «такелажнику» Иван. — Ведь столько времени пролежали рядом, будто новорожденные близнецы… Бухгалтер заслуживает маленького внимания…
— А туда разве пускают? — засомневался Петро. — Как бы не смайнали ногой по заду…
— Всю ответственность беру на себя, — выпячивает и без того крутую грудь Иван. — Меня в этой больнице все знают и уважают. Хожу без пропусков и разрешений. И тебя проведу…
— Ну, ежели так…
Вошли в лифт. Иван что-то шепнул лифтерше, и та, согласно кивнув, оставила больных наедине друг с другом. Петро даже удивиться не успел подобной вежливости обслуживающего персонала, как на его запястьях защелкнулись никелированные наручники. Возвратилась по зову Сидорчука лифтерша, и они втроем поехали не наверх, в операционный блок, а вниз — в вестибюль. Там Петро повстречался с Трифоновым, которого — тоже в «браслетах» — выводили через черный ход к машине…
Операция проходила строго по плану. Без шумовых эффектов в виде стрельбы и рукопашной…
36
В предоперационной палате каталка остановилась. Сестры ушли. Вместо них — двое в белых халатах.
— Одевайтесь, — вежливо предложил один из них, показывая на кушетку, где аккуратно сложена одежда — брюки, рубашка, халат.
— Уже все сделано? — удивился куряка, но в голосе — непонимание и тревога. — Ох, и умельцы! Ну и медицина' Лазером вырезали, что ли? Сколь живу, не видал такого…
Алексей Федорович все отлично понял. Придурялся по привычке. Тянул время, собираясь с силами для первого допроса. В том, что его допросят по горячим следам, не сомневался. Опыт богатый — чуть лине десять лет провел в изоляторах, тюрьмах и на зонах.