Месть Демона
Шрифт:
Он — воин, исповедующий кодекс, всегда идущий по тропе войны…
Я выскочил на какой-то странной остановке, возможно, загорелся красный свет, и машинист кого-то пропускал. Поезд остановился в чистом поле, дверь мне пришлось открывать самому.
Силы хватило только на то, чтобы едва раздвинуть металлические полотна. Я спрыгнул, точнее, вывалился на путевой щебень, и поезд тронулся.
Это был порыв, везение, смесь всего сразу. От вокзала родного города поезд отъехал всего на десяток километров, если присмотреться, то высотные дома еще
Я остался один в поле на путях.
И зачем он тут остановился? Может только для того, чтобы высадить меня?
Такое тоже бывает…
Люди только думают, что знают всё о мире, в котором мы живем, а на самом деле изучили только верхний слой. А там, в глубине проявляется нечто такое, что меняет всё.
И как только ученые начинают понимать больше, так в глазах у них появляется растерянность.
Мир совсем не таков, каким они желали бы его видеть. Он сложнее любой математической модели, да еще и сам не всегда следует своим же законам…
Мир, усмехаясь, смотрит на насХолодным взглядом далеких звездЧуть присмотришься,а он уже не тот, что мгновение раньше.Ученым это не нравится, и чем больше они узнают, тем больше понимают, насколько сложно все устроено. И что случайностей нет.
Ибо случайность… всего лишь непознанная необходимость. Непознанные законы, неизвестные закономерности…
Город во мгле несет пустоту,И два шага до изгиба судьбы.Захочешь вернуться обратно…Да поздно, потерян путь.Я пошел по рельсам, не спеша, наслаждаясь воздухом, запахом зелени и травы и острым духом дегтя от шпал.
Пройдя сотню метров по серому щебню, я заметил вдали у небольшой березовой рощицы небольшую речушку.
Вот это было как раз тем, о чем я так долго мечтал: смыть с себя вонь камеры, которая, казалось, впиталась глубоко под кожу.
Напиться свежей воды, пахнущей рыбой, зеленью, а не хлоркой. Погрузиться в прозрачную глубину реки, лечь на спину, опираясь на упругую подрагивающую пленку воды и смотреть, как солнце подбирается к полудню, не думая ни о том, что будет, не вспоминая, что было.
Что может быть лучше мгновения, когда ты растворяешься во вселенной? Когда нет ничего, только ты на один на этом кусочке планеты и светило над головой?
После того, как я устал бултыхаться и выполз на берег, постирал одежду, потом, разложив джинсы и футболку на поваленном дереве, лег в густую траву. И стало мне так хорошо, как не было давно, а может быть и никогда. Я лежал и смотрел в выцветшее голубое небо с редкими клочьями облаков, и сам не заметил, как заснул, сморенный теплом солнечных лучей, опьяненный и умиротворенный запахом трав.
Я проспал
Солнце предало меня, спрятавшись за серым покрывалом туч, незаметно закрывшим все небо. Собирался дождь.
«Давно пора, — одобрил я. — Осень наступает через три дня, а мы еще не видели ни одного ливня. Что-то не торопится к нам зима…»
Я натянул на себя еще влажную одежду, и зашагал по шпалам, направляясь к городу.
Настроение понемногу стало улучшаться. Так всегда бывает после принятия нелегкого решения. Когда оно принято, многое все становится проще и яснее.
Я шел умирать, правда, предварительно выпустив зверя из себя, передав ему решение всех проблем. Пусть немного развлечется. Он умеет убивать…
Раз, против нас ополчился весь мир, то почему бы и не показать всем, что и убить нас не так просто?
Я всегда боялся этого и в то же время ждал, может быть, всю жизнь. Давно мне хотелось это проверить. Зверь выйдет на волю, и люди его затравят, или он убьет всех людей. Только я тот, что буду спрятан в нем, так и не узнаю о том, что из этого всего получилось.
Или узнаю? Все то, что я прочитал об оборотнях, говорило о том, что, умирая, они превращаются обратно в человека. Но я же не настоящий оборотень. Впрочем, откуда мне знать, какими они бывают? Так читал что-то…
Оборотни не пишут книг, и не снимают фильмов о себе. Все, что о них известно, переврано бесконечное количество раз. Может быть, они такие же, как я? А все остальное человеческие выдумки. Мое второе «я» быстрее любого человека, оно обладает огромной физической силой, не зря же я его про себя называю оборотнем.
Раны на нем заживают почти мгновенно, иногда, когда мое второе «я» уходило, возвращая тело, я обнаруживал на себе багровые шрамы, бледнеющие и исчезающие…
Я не экспериментировал, потому что не хотел становиться изгоем и отщепенцем, да и не только поэтому — какие могу быть эксперименты, если ты ничего не помнишь о том, что делал?
К тому же большую часть своей жизни я старался вернуть себе репутацию, помириться со всеми, кого обидело мое второе «я». Мне хотелось создать семью и жить, как все, а для этого надо, чтобы люди перестали считать тебя психически-больным.
У меня ничего не получилось, но до сегодняшнего дня я еще надеялся на то, что люди все забудут.
Я шел, печально усмехаясь, понимая, насколько было малым то, что желал. Обычным людям чтобы все это получить, нужно просто жить.
Я проиграл по все статьям. Ничего не получилось, город меня так и не принял, человеческая память оказалась долговечной. На меня показывали мамаши свои детям, рассказывая о том, что с ними произойдет, если они не станут их слушаться.
На моих глазах создавалось что-то вроде городской легенды о мальчике, который не слушал своих родителей и в результате превратился в очень плохого дядю.