Месть до первой крови
Шрифт:
Только после этого Катерина спустилась в метро и поехала в район, где располагался гуманитарный колледж, в котором преподавал Люсов – бывший муж Натальи Черных.
Следователь Осколова причин официально вызывать на допрос бывшего супруга Черных пока не видела, тем более что жил и работал он в Москве, и вытащить его в Старогорск было не так-то просто. Решили поговорить с ним хотя бы неформально – в субботу, когда тот приедет на похороны жены. Катя со свидетелем созвонилась, но Люсов, смешавшись, заявил, что не приедет. Именно в субботу он принимает экзамены у студентов, и заменить
Телефон Люсова не отвечал, потому Астафьева потратила минут тридцать, чтобы вычислить сначала название кафедры, где он преподавал, а потом найти сам кабинет. Самым досадным было то, что в кабинете она свидетеля не застала.
— Георгия Павловича нет, — ответила девушка-лаборант, — у него сегодня вообще выходной.
— То есть как выходной? А экзамена разве нет?
Лаборантка развела руками, давая понять, что Катя что-то напутала.
Для верности Астафьева заглянула в деканат филологического факультета и еще две каких-то аудитории, пока не убедилась, что Люсова действительно нет. А ведь по телефону он уверял, что вся суббота у него занята, что если он и выкроит время, то только после двух. Сейчас же не было и двенадцати. Не желая так легко сдаваться, Катерина выпытала у лаборантки домашний адрес Люсова и поехала к нему.
Свидетель жил на юго-западе Москвы в довольно неприглядной многоэтажке. Дверь парадной оказалась с кодовым замком, шифр которого Катя подобрала уже со второй попытки, но внутри парадная выглядела еще более неприветливо, чем снаружи. Лифт не работал, а по пути на нужный этаж встретились испитый мужичок, смолящий вонючую сигаретку, стайка подростков, окутанных ароматами клея «Момент» и вполне приличный с виду парень, который, однако, скользил по ней таким масленым взглядом, что Астафьева снова и снова ругала себя за некупленный газовый баллончик.
— Кто?! – крикнул из глубины квартиры Люсов, в ответ на Катин звонок.
— Георгий Павлович, я из Следственного комитета… Мы созванивались, — негромко, дабы не услышала вся парадная, ответила она.
Люсов вдруг затих, даже шевелиться, кажется, перестал, но вскоре дверь все-таки открыл. По выражению его лица Катя поняла, что застала хозяина квартиры врасплох – тот даже не поздоровался. И еще ей сегодня определенно везло на полуголых мужчин – Люсов только что вышел из ванной, из одежды на нем были только шорты и полотенце, накинутое на шею. Спохватившись, он еще больше смутился, попросил Астафьеву подождать и скрылся в комнате. Катя огляделась. Квартирка была маленькой, просто игрушечной – в узком коридоре едва разошлись бы два человека. Сейчас у самой двери валялась пара кроссовок с мазками свежей грязи, насквозь мокрый спортивный костюм, и места уже ни для кого не оставалось.
— Под дождь попали? – спросила Катя хозяина, когда тот вышел уже в футболке и тех же шортах.
— Да… — рассеянно ответил Люсов. – Вымок до нитки.
Катя сочувственно покивала и заметила:
—
Георгий понял, что прокололся – съежился под Катиным взглядом, отвел глаза и поспешно предложил:
— Что же мы в коридоре стоим – проходите. Нет-нет! Только не туда! – он чуть не оттолкнул Астафьеву, когда та качнулась в сторону комнаты. – Вот… на кухню… пожалуйста. Извините. Садитесь сюда…
Он быстро убрал с табурета кипу бумаг и придвинул его к Кате, потом, продолжая суетиться, начал открывать окно – здесь и правда было душно, как в бане. Ручки на раме не оказалось, поэтому Люсов возился долго. Когда наконец-то успокоился, опустился на табурет, но оказалось, что сел на те же бумаги. Задребезжал извиняющимся смехом и переложил бумаги на следующий табурет.
— Вы извините, что я вас в кухне держу – в комнате не прибрано.
— Все в порядке, — заверила Катерина.
Вообще этот Люсов был уж очень нервным и дерганым, но мысли, что он и впрямь может быть замешанным в преступлении, Кате уже не казались серьезными.
— Георгий Павлович, я была в вашем колледже, там сказали, что сегодня у вас выходной.
Говорил Люсов неохотно и еле сидел на месте – все порывался встать.
— Я просто не стал по телефону вдаваться в подробности… У меня действительно сегодня нет экзаменов, но полно других дел по работе.
— В день похорон жены?
— Там была мать Наташи, а у нас с ней очень плохие отношения, поэтому я и не хотел ехать сначала.
— Но потом все-таки поехали?
— Да, я не смог не поехать… Наташа – она необыкновенная. Эти месяцы без нее я жил, словно в аду. А как буду жить дальше, не представляю. С каждым днем все хуже и хуже…
Люсов не смотрел на Катерину вовсе, а сейчас взгляд его устремился за тусклое щербатое окно. Катя невольно посмотрела туда же, но ничего не увидела кроме рядов унылых многоэтажек, да клочка неба, стремительно затягивающегося тучами.
— Георгий Павлович, вы сказали «месяцев»? Вы ведь узнали о смерти Черных в этот четверг – от меня. Вы так говорили.
— Я вам солгал, — спокойно ответил Люсов. – Я почувствовал, что ее больше нет гораздо раньше, месяца два назад. Понимаете, когда люди столько времени живут рядом, сколько мы с Наташей, то начинают чувствовать друг друга как самих себя… И, потом, она всегда звонила мне раз в два-три дня. Всегда, ни разу не пропустила. А с мая не было ни одного звонка.
— Даже если бы она уехала в другой город, в другую страну вы бы все равно ждали ее звонка – раз в три дня? – скептически поинтересовалась Катя.
— Конечно, — без тени сомнения ответил Люсов, — Наташа все знала… она не могла не звонить. Хотите, я покажу вам ее фотографии?
Он впервые посмотрел на Астафьеву заинтересованно и, не дождавшись ее ответа, соскочил с табурета и вихрем пронесся комнату. И на сей раз позволил туда зайти и Катерине. Там действительно был беспорядок – на диване, креслах и столах были разложены бумаги. Подняв одну, Катя поняла, что это стихотворение, впрочем, Люсов тут же отобрал листок. Зато взамен дал толстый и тяжелый альбом для снимков.