Месть Драконов
Шрифт:
Вдвоем они ютились в ее крохотном домишке, покинутые всеми остальными жителями деревни. Карганы не простили ей превращения в человека… хотя она и показала им два когтя на правой руке, послужившие доказательством того, что она является их Гаталоррой, хотя именно Гаталоррой теперь быть не могла. Это мягкое, лишенное чешуи, когтей и зубастой морды тело едва ли могло сразить даже одного лоррага. К тому же она предала Карганов, приняв облик самых ненавистных врагов этого народца — облик человека. Впрочем, жители поселка не забыли о том добре, которое она сделала им, и потому не стали прогонять прочь… и тем не менее они более не признавали
Поднявшись, Даня подошла к открытой двери дома и выглянула наружу. Женщины поселка работали возле реки. Мужчины чистили и чинили сети, чтобы ночью расставить их и следующим утром извлечь вместе с добычей. Карганы болтали, пересмеивались, рассказывали истории, сплетничали по поводу событий, происшедших в их собственной или соседней деревнях. Время от времени какое-нибудь из заросших шерстью лиц поворачивалось в ее сторону. Тогда, заметив ее в дверях, темные глаза сощуривались, а рыльце морщилось, выражая тем самым пренебрежение и осуждение. После этого бросивший на нее взгляд Карган отворачивался и замолкал, пока его — или ее — вновь не приобщали к совместному наслаждению хорошим днем и работой.
Она осталась одна. И ей пришлось смириться с этим. В этой деревне, где жили более чем шести десятков существ, у нее теперь не было друзей и знакомых. Если не считать Луэркаса — но он больше не являлся другом. Он владел ею. А ей приходилось покоряться ему.
Стало быть, она могла рассчитывать лишь на себя и свои силы. Однако она жила и намеревалась жить дальше. Сквозь щели в двери в дом задувал ветер — холодный, ибо свирепость этого края выстуживала даже короткое лето. Зима здесь наступает быстро, и Даня уже подумывала о том, что ей придется туго. Ее человеческое тело не могло выдерживать суровые арктические условия столь же легко, как прежняя увечная плоть. Следовало все хорошенько обдумать. Во-первых, ей нужно вновь завоевать расположение Карганов, потому что они владели всем необходимым ей: мехами, нитками, пищей, — у них же можно было найти защиту от подстерегающих в этом краю опасностей. Она будет помнить, что они изгнали ее, свою гостью, после того как тело ее изменилось… однако незачем показывать свою боль и гнев. Она просто внесет Карганов в список тех, кому ей предстоит отомстить. Придет ее время, и тогда Карганы пожалеют о собственном бессердечии.
Скажем, они окажутся в первых рядах войска, которое она намеревалась собрать. Пусть подерутся — например, за то, чтобы завоевать место для Шрамоносцев на теплых и плодородных землях Иберы… при этом они не будут знать, что платят своими жизнями за причиненную ей боль. Ее заставили пережить пытки, изведать страдания и позор; по собственной глупости она вырвала из груди свое сердце и раздавила его, погубив своего прекрасного сына. Ее обманули, одурачили, и теперь любовь, добро и надежда навсегда ушли из ее жизни. Однако в ней оставалась жажда мести и будущего триумфа. Сабиры и Галвеи склонятся перед ней и войском, которое она приведет в Иберу. На великолепном коне она будет ехать впереди своей орды варваров, и увидев ее, Сабиры с Галвеями сразу поймут, что погубили себя своими руками. А потом все они умрут.
Время. Лишь оно одно отделяло ее от исполнения ее желаний. Все падут перед нею; все сложится так, как она хочет; все признают ее силу и право повелевать. Следует лишь немного подождать.
Отойдя от двери, она вернулась в темное помещение. Она намеревалась вспомнить тайную Волчью науку. Если Карганы отвергают ее дружбу, она заставит их встать на ее сторону и служить себе силой, которой они не сумеют противостоять. Так или иначе, она вынудит их покориться
Под знамя с изображением Двух когтей. Чтобы знали, что она остается Увечной. Два когтя станут ее символом и основой герба.
А когда она разделается с Карганами, настанет очередь Луэркаса — лживого, злобного, жестокого обманщика. Он растоптал все доброе в ее жизни, и она постарается, чтобы коварный лжец расплатился с нею сполна — во что бы это ни обошлось ей самой.
Глава 38
Сбросив с плеч мешок, Кейт рухнула на землю возле Ри. Жгучее солнце успело разогнать остатки утреннего тумана, однако дорога превратилась в грязь, из которой на каждом шагу приходилось с силой вытаскивать ноги и сапоги. По мнению Кейт, дорога эта была под стать ее спутникам: мрачная, нудная, она тяготила тело ее и душу.
Двое суток назад они вышли из Порт-Парса; до Костан-Сельвиры оставалось три или четыре дня ходьбы… там можно было надеяться попасть на отплывающий на юг корабль. Уже месяц миновал с того самого дня, когда они бежали из гостиницы в Калимекке. Все это время она медитировала, ждала знаков от Возрожденного и пыталась утешить себя мыслью о том, что, находясь в огромной опасности, он был вынужден спрятаться не только от врагов, но и от друзей. Однако беспросветная мрачность ее товарищей оказывалась заразительной, и Кейт постепенно утрачивала веру.
Дугхалл брел вперед повесив голову и по большей части отмалчивался. Хасмаль огрызался всякий раз, когда кто-нибудь из спутников оказывался с ним рядом, спал в стороне от всех и по ночам, когда его, как ему казалось, никто не мог слышать, негромко рыдал. Даже Ри замкнулся в себе. Он избегал ее объятий и не нуждался в утешениях и предположениях о том, что дела все-таки могут обстоять не настолько скверно, как кажется. Он лишь недавно усвоил образ мышления Соколов, но принял его целиком и полностью и, похоже, больше, чем Дугхалл или Хасмаль, горевал о том, что Возрожденный безвозвратно исчез сразу же после того как он, Ри, познакомился с ним.
— Хватит отдыхать, — скомандовал Дугхалл. — Надо идти дальше.
— Зачем надрываться? — пробормотал Хасмаль. — Если мы останемся здесь, Драконы скоро отыщут нас и положат конец нашим мучениям.
Дугхалл, фыркнув, принялся стряхивать с ног крупные комья грязи, стуча сапогами о ствол ближайшего дерева.
— Сынок, я уже слишком стар, и четверка коней на городской площади не способна ничем порадовать меня. Как и кипящий свинец, факелы и свежевание, особенно если потом мою шкуру надуют легким газом и торжественно пронесут по всем улицам. Спасибо, но я предпочитаю жизнь.
Забросив свой мешок за плечи, он вновь шагнул на дорогу — в самую грязь.
— А ты, я вижу, готов вернуться назад и предложить себя в качестве жертвы, чтобы побыстрее отмучиться.
Ри, охваченный горем настолько, что даже не стал дожидаться, пока Кейт пристроит собственный груз на спину, поднялся и побрел вслед за Дугхаллом. Хмурясь, она заторопилась за ним, Хасмаль и лейтенанты Ри заплюхали по грязи вслед за нею.
Лишь Кейт не позволяла себе поддаться общему безразличию — она подозревала, что именно поэтому первой во всем их отряде услышала конский топот: всадник скакал по дороге с юга. Чаще всего, угадав приближение других путников, они прятались в джунглях: встреча с незнакомцами в глуши на прибрежной дороге могла оказаться опасной. Поэтому Кейт негромко оповестила всех: