Месть Гора
Шрифт:
Вдруг Амимона, которая с последними аккордами упала на землю, встала и побежала. Девушка остановилась перед царицей и, прижав руку к плечу, приветствовала ее. Потом она трижды пробежала по кругу вдоль ступеней, на которых стояли зрители, и вдоль стоявших в ряд куретов. Хети, который не мог отвести от нее глаз, спросил себя, делает ли она это, чтобы выбрать юношу, которому подарит свою девственность, или просто для того, чтобы дать зрителям возможность снова полюбоваться своей сияющей красотой. Внезапно он задумался над тем, что стал бы делать, если бы выбор Амимоны пал на него. Ява рассказывал, что девушка вольна выбрать любого из
Он испытал одновременно и облегчение, и разочарование, когда, наконец решившись, девушка взяла за руку одного из куретов. Увлекая его за собой, она побежала по дороге, спускавшейся в долину у подножия холма, на котором возвышался царский дворец. Подбежав к проему в стене, она обернулась и что-то сказала своему избраннику, но слов ее никто не услышал. Недалеко от проема рос раскидистый дуб. Возле него Амимона остановилась и улеглась на землю, увлекая за собой юношу. Но они были слишком далеко, и зрители не могли хорошо видеть, как произошло божественное совокупление.
18
Раздосадованный, если не сказать злой, Хети старательно скрывал свои чувства. Праздник закончился несколько дней назад, и за это время ему почти удалось убедить себя в том, что все сложилось к лучшему. Амимоне нет до него никакого дела, раз она решила отдать свою девственность другому, а значит, ему нужно с этим смириться. К тому же у него уже была жена, которую ему, возможно, еще удастся найти. Но Исет, похоже, забыла его и, как и Амимона, отдалась другому. Ее измену Хети мог бы понять и простить, ведь сам он за это время успел жениться, несколько лет прожить в браке с другой женщиной, если бы только выбор Исет не пал на того, кто ее выкрал, предал и, если поверить на слово Зераху, продал рабовладельцам-исмаэлитам!
Он растравлял себе душу, чтобы забыть о том, что Амимона пренебрегла им, но все равно думал о ней. Думал не переставая, не в силах понять, почему по окончании празднования, ярким завершением которого стало соитие фиады-Реи и курета-Яссона, Амимона исчезла. Возможно, она укрылась от посторонних глаз в храме, в котором служила богине, но с того дня он ни разу ее не встретил. Хети изо всех сил старался изгнать из сердца воспоминания о ней, решив забыть ее и даже с этих пор презирать, но преуспел в обратном — Амимона стала ему еще более дорога и желанна. Когда потребность увидеть ее стала непереносимой, Хети, словно бы между прочим, спросил у Явы:
— Я давно не встречал молодых танцоров, которые участвовали в играх с быками. Где сейчас куреты и фиады?
— Что до юношей, то они вернулись к родителям и занялись повседневными делами, — ответил Ява. — Девушки, как и раньше, служат богине Диктине в ее храме. Они будут исполнять обязанности жриц, пока не выберут новых фиад. В течение этого года они станут обучать претенденток,
— Если так, то Амимона тоже может снова стать фиадой? — не удержался от вопроса Хети.
— Нет, только не она. Чтобы быть избранной, претендентка должна быть, как и Бритомартис, Сладостной Девой. Фиады не должны знать плотских утех. Я знаю, что ты не можешь забыть Амимону, хотя и не говорил о ней с того самого дня, как она стала воплощением великой богини. Знай, что она часть дня проводит в храме, а оставшееся время — в доме своего отца, где учится делать скульптуры. Ты мог бы навестить Кедалиона. Я узнал, что его мастерская находится в нижней части города, у дороги, ведущей в Амнисос. Э, да это недалеко от того места, где ты впервые увидел фиад!
Хети попытался убедить друга в том, что вовсе не ищет встреч с Амимоной:
— Зачем, по-твоему, мне идти к Кедалиону, отцу Амимоны? Согласен, он делает прекрасные статуэтки, я видел их в храме на горе Дикте, но что я буду делать в его доме? Смотреть, как он работает?
— Может, тебе удастся понаблюдать, как он обучает свою дочь. Это происходит раз в три дня. Зная это, ты сможешь выбрать нужный момент и повидать ее.
— Но зачем мне встречаться с этой девушкой? Зачем, скажи? Разве не стала она супругой юноши, на которого пал ее выбор?
— Признаться, об этом я не расспрашивал. Но ты ведь знаешь, как у нас относятся к браку: женщина живет с мужчиной, пока он ей приятен, но может не сегодня-завтра уйти от него, если пожелает стать женой другого. Вполне возможно, юноша сам покинет Амимону. Мне показалось, что он еще очень молод, и вряд ли кто-то из взрослых мужчин успел обучить его искусству любви. И если найдется желающий его украсть, он покинет ее и уйдет жить к любовнику. Если, конечно, они не расстались сразу же после ритуала.
Последние слова Явы пробудили в душе Хети надежду, но он засомневался в ее исполнении:
— Как, по-твоему, разве может быть, чтобы она отдалась ему во время церемонии, а после этого ни он, ни она не захотели продолжения? Разве может мужчина, который попробовал на вкус любовь такой красивой девушки, сжимал в объятиях ее прекрасное тело и познал с ней наивысшее наслаждение, разве может он не мечтать о том, чтобы все это повторилось?
— Точного ответа я тебе не дам, но, поверь, не все мужчины увлечены Амимоной, как ты. Многие островитяне, и я в том числе, скажут тебе, что Амимона очень красива и ее прелести радуют взор, но при этом мы не испытываем желания заняться с ней любовью, потому что любой красавице — даже той, которая готова отдаться нам не тем способом, к какому привыкли женщины, — мы предпочтем хорошенького юношу.
Слов Явы было достаточно для того, чтобы Хети вновь обрел надежду. Слава богам, он не был ханаанеем и не слишком печалился о том, что девушка, на которой он хотел жениться (правда, жениться по обычаю ее народа), потеряла девственность. Они с Явой много говорили об этом, и Хети пришел к убеждению, что мужчина, желающий взять в жены только невинную девушку, достоин презрения. Тот, кто разделяет этот предрассудок, видит в женщине лишь объект своего удовольствия, вещь, которая теряет ценность, если ею успел попользоваться кто-то другой. Любая женщина имеет право быть хозяйкой своего тела и своих желаний, и она не должна позволить поработить себя презренным самцам, которые унижают ее, требуя сохранения «целомудрия».