Месть и любовь
Шрифт:
– Я возвращаюсь в гостиницу, – не поворачивая головы, произнес Найл.
Митчелл, шагая рядом с ним, спросил:
– Он согласился встретиться с тобой?
– Нет. Проклятый трус! – зло ответил Найл, пиная ногой подвернувшийся камень.
Митчелл облегченно вздохнул.
– Не могу обманывать тебя, говоря, что очень расстроен. А Уинтер все равно не изменит своего решения, даже если ты приставишь нож к его горлу. Так что все к лучшему.
– Нет! Я добьюсь своего, чего бы мне это ни стоило, – прорычал Найл, – и Уинтер
Митчелл фыркнул:
– Что-то ты слишком высоко ставишь младшего сына обедневшего графа.
Ревность Митчелла развеселила Найла, и он улыбнулся. От его гнева не осталось и следа. Хотя, если быть до конца честным, гнев не исчез, он по-прежнему переполнял Найла, только затаился до подходящего случая где-то в глубине души. Три года Найл копил в себе ярость и только пару недель назад стал понимать, что именно ненависть руководит всеми его поступками, а вовсе не желание отомстить за поруганную честь.
Найл подумал было, что понял это благодаря Фионе Макфи, но тут же отогнал эту мысль.
– Тебе незачем ревновать и завидовать Дункану Макфи. Ты сам наследник богатого виконта, и матери рады выдать за тебя своих высокородных дочерей, – продолжил Найл начатый разговор.
– Женитьба пока не ходит в мои планы, – насупившись, сказал Митчелл.
– К сожалению, – вздохнул Найл, – ты почему-то предпочитаешь находиться рядом со мной, ставя свою репутацию под угрозу.
Увидев гостиницу, Кэрри быстро поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступени, и замер у своего номера.
Фиона сидела в запертой комнате и умирала от скуки. У нее не было ни книги, ни какого-нибудь рукоделия, и поэтому целый день девушка предавалась мрачным размышлениям о своей судьбе. Понятно, что ее настроения подобное занятие не улучшило, к тому же она страшно проголодалась. Когда же Найл вошел в номер, девушка сердито посмотрела на него и язвительно произнесла:
– Наконец-то ты соизволил вернуться. Я хочу есть и плохо себя чувствую. Боюсь, что мне действительно понадобится доктор, но тебя это, конечно, нисколько не волнует.
Найл хмуро посмотрел на Фиону.
– Итак, за время моего отсутствия ничего не изменилось. Ты все так же всем недовольна.
Не дав ей возможности выговориться, Найл повернулся и вышел из комнаты. Он вернулся через несколько минут с подносом, на котором стояли тарелки с мясом и сыром. Мужчина молча поставил поднос на стол и отошел к креслу.
Подходя к столу, Фиона рассеянно потерла запястья. Они начинали заживать и зудели.
– Я умираю от голода, – сказала она, принимаясь за еду.
Помимо тарелок на подносе стояли чайник и молочник.
С аппетитом поедая бутерброды и запивая их крепким вкусным чаем, девушка только спустя некоторое время заметила, что ее похититель
– Ты очень элегантно одет, что это значит? Найл помолчал, а потом ответил вопросом на вопрос:
– А ты как думаешь?
Фиона прищурилась и, поставив наконец чашку на стол, ответила:
– Ты разыскал его. Ты нашел своего обидчика и теперь собираешься убить, верно?
Она прочитала ответ на его лице, и сказанные позже слова только подтвердили ее подозрения.
– Да, я нашел его, и этот мерзавец отказался драться со мной на дуэли. Но я не отстану от него до тех пор, пока он не согласится.
Графиня опустилась перед мужчиной на колени и, взяв его за руки, произнесла:
– Не делай этого, Найл.
Глаза мужчины затуманились. Самые разноречивые чувства раздирали его.
– Тебе-то что за дело? – нарочито грубо произнес Найл. – Ведь этот человек не твой брат.
Фиона отшатнулась назад, услышав в его голосе только холодную расчетливость. Затем, немного оправившись, она наставительно сказала:
– Пойми, ведь это не ты убиваешь своего обидчика, это твоя месть убивает тебя.
Найл улыбнулся. Боль, которую он так тщательно скрывал, исказила черты его лица. На него страшно было смотреть. С трудом подбирая слова, мужчина проговорил:
– Моя жизнь погибла вместе с моей честью. Разве ты забыла, что я был осужден за убийство? – его голос понизился до свистящего шепота. – Они обвинили меня в том, что я, изнасиловав женщину, перерезал ей горло. Так что, убив человека на дуэли, я не слишком испорчу свою подмокшую репутацию.
Девушка отвернулась от него, скрывая отразившуюся на лице жалость. Преступление, в котором обвиняли ее любимого, оказалось намного ужаснее, чем она себе представляла. Бедняга, как же ему тяжело!
Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Фиона снова посмотрела на Найла и с уверенностью в голосе произнесла:
– Я не верю, что ты это сделал. Ты мог бы убить мужчину, обороняясь на дуэли, но на слабое беззащитное существо у тебя никогда бы не поднялась рука.
Найл хрипло рассмеялся.
– Вы с Митчеллом единственные люди, которые верят в мою невиновность. О чем можно говорить, если даже отец считает меня убийцей?
Фионе нечего было на это возразить. Найл очень страдал из-за разрыва с семьей. Сама она выросла всеобщей любимицей, и то, что родные могут отказаться от нее, просто не укладывалось у девушки в голове.
– Неужели твой отец настолько плохо тебя знает, что поверил этому жуткому обвинению?
Найл отвернулся.
– Дело не в том, знает он меня или не знает. Я опозорил честное имя нашей семьи. Тебе, выросшей в Хайленде, должно быть понятно, что это значит. Ведь незапятнанная репутация порой является единственным достоянием местного дворянства. И семья Кэрри в этом ничем не отличается от других.