Месть Мориарти
Шрифт:
— Правильно. Бигнол так же необходим для моего плана против мистера Холмса, как экзекуторы и сычи для прочих дел.
Где-то далеко, в мире, лежащем за пределами Альберт-сквер, залаяла собака. Голова у Мориарти угрожающе качнулась из стороны в сторону.
— А теперь слушайте все. Мне нужна информация о Кроу. Об этом Черном Инспекторе, Энгусе Маккреди Кроу.
— Он еще не вернулся из Америки, — с довольной ухмылкой сообщил Эмбер.
— Это понятно, — Мориарти нахмурился. — Но я хочу знать больше. Когда его ждут? Как обстоят дела с его семейной жизнью? Есть ли в доме прислуга? Какие у него отношения с начальством и подчиненными? — Называя очередной пункт, Профессор загибал палец. — Меня интересует также его прошлое. Послужной список. Привычки, пристрастия, увлечения.
Сэлли Ходжес, не сдержавшись, рассмеялась, когда Мориарти уставился
— Мне еще не встречался человек, — продолжал Профессор, — который не думал бы, что в его прошлом нет ничего такого, что нужно скрывать. Человеческая слабость, порок — самое страшное оружие, какое только есть в нашем распоряжении. Это оружие стоит сотни экзекуторов, двух сотен рыкунов. [20] Его цена — цена добродетельной женщины. Ее невозможно измерить никакими деньгами, никакими изумрудами и рубинами.
20
Рыкуны, или баркеры (barkers) — пистолеты, револьверы (арго).
— Я знаю одну Руби, — шепнул Уилли Джейкобс. — Шлюха в Чепеле. [21] И берет недорого.
Мориарти остудил шутника ледяным взглядом.
— Найдите мне слабое место инспектора Кроу.
Уильям опустил голову, а женщины быстро переглянулись. Наступившую тишину нарушало только шипение газовых ламп.
Сэлли Ходжес осторожно откашлялась.
— Вообще-то, мы уже приглядываем за Кроу, — сказала она и улыбнулась Мориарти почти с вызовом.
21
Сокр. от Уайтчепел (Whitechapel) — район, в котором проживало наиболее бедное население викторианского Лондона. Хроническая нищета вынуждала многих женщин заниматься проституцией. В октябре 1888-го, по оценкам городской полиции, в Уайтчепеле насчитывалось 1200 проституток и около 62 борделей.
— Хорошо, поговорим позже. Теперь о нашем старом знакомом, Вильгельме Шлайфштайне. — Профессор произнес имя немца с такой неприязнью, словно оно было ядом, от которого он спешил избавиться. — Насколько я понимаю, ему нужно выгодное дело. Что ж, я всегда приходил на помощь братьям по ремеслу. Нужно найти для него что-то соблазнительное, что-то, ради чего стоит потрудиться. Опасное дельце с большой прибылью. Второе наше самое опасное оружие — жадность. Завлеките человека в ловушку его собственной жадности — и он ваш навсегда. И вот что еще, Эмбер. Когда твои наблюдатели выйдут на улицы, мне нужно знать, где скрывается Шлайфштайн.
Эмбер кивнул, и Профессор тут же переключился на другие дела. Сначала поручил Сэлли найти двух прилежных, работящих девочек, которые помогали бы Бриджет по хозяйству.
— Только не присылай своих грязных потаскух. Мне нужны девочки без прошлого и без большого будущего.
— Скоро будут, — пообещала Сэлли, умевшая находить нужных женщин для любой ситуации.
— Хорошо, значит, завтра, — кивнул Мориарти. — Бертрам, ты понадобишься мне завтра, так что держись поблизости. Поработаем со скупщиками. Уильям, поможешь Спиру и Эмберу, если понадобится. И, пока вы здесь, хочу назвать еще одно имя. Ирэн Адлер. Возможно, кто-то о ней уже слышал: леди, родом из Америки. Я навел справки в Нью-Йорке. Сейчас она, вероятно, путешествует по Европе под фамилией мужа, Нортон, хотя в браке состояла недолго. Ей тридцать восемь лет. Одно время пела в опере — у нее контральто, но обладает и другими талантами. Специализируется на шантаже. Найти эту женщину крайне важно, так что держите ушки на макушки. Итак, Ирэн Адлер. [22]
22
Об этой даме будет рассказано дальше. Сейчас же напомним лишь, что она в свое время — как рассказывает доктор Уотсон в «Скандале в Богемии» — перехитрила самого Шерлока Холмса. По словам Уотсона, для Холмса Ирэн Адлер навсегда осталась «Этой женщиной». — Примеч. автора.
Собрание закончилось, и Мориарти,
Оставшись один, Мориарти от нечего делать взял вечернюю газету, которую принес Ли Чоу. Гладстон произнес очередную речь. Он усмехнулся — оказывается, ветеран-политик выступал в Ливерпуле. Говорил о резне армян и требовал, чтобы Британия предприняла какие-то, пусть даже изолированные, действия. Вот же старый дурак. [23]
23
В дневниковых записях не указано, какую именно газету читал Мориарти. В любом случае новость не была свежей, поскольку речь в Ливерпуле — так получилось, что свою последнюю — Гладстон произнес 24-го. Месяцем ранее армянские революционеры напали на «Оттоманский банк» в Константинополе; за этим событием последовала трехдневная резня. — Примеч. автора.
Газета, однако, удерживала его внимание недолго. Отложив ее, Мориарти повернулся и несколько секунд смотрел на любимую картину. Все складывалось удачно. Он вернулся в Лондон лишь несколько часов назад и вот уже снова плетет свою паутину. Грез как будто подтолкнул его к действию: перед внутренним взором возникла другая картина, всемирно известная, бесценная. Или все же нет? Мориарти написал на листке несколько цифр. Как и Жан Гризомбр, картина находилась в Париже. Увязать жадность первого с великим произведением искусства и таким образом подготовить падение француза. Положив перед собой лист почтовой бумаги, Мориарти взялся за письмо. Закончив, он перечитал его дважды и вложил в конверт, на котором написал имя получателя: Пьер Лабросс, и адрес: рю Габриель, Монмартр, Париж.
В большое полотно вплетена еще одна нить.
Сил у нее совсем не осталось. Джеймс Мориарти всегда был страстным и искусным любовником, но сегодня в нем как будто пробудилась какая-то новая сила. Пресыщенный, он лежал рядом ней, дыша глубоко и ритмично, как человек, уверенно гребущий к некоей невидимой цели. Сэл была не из тех женщин, которые беспокоятся из-за мужчин и легко пугаются вспышек их жестокости, но сегодня ей не спалось. В какой-то момент она как будто прикоснулась к живущему в ее любовнике безумию, одержимости, выражавшейся всего одним словом: месть.
Хотя дом на Альберт-сквер и погрузился в тишину, Сэл Ходжес была не единственной, кому не спалось. В своей незнакомой комнате, на неудобной с непривычки кровати лежала, ожидая мужа, Бриджет Спир. Выполняя поручение Профессора, Берт ушел в ночь сразу после ужина.
К понятному беспокойству добавлялась досада, потому что именно сегодня она собралась сообщить ему важную новость, для чего прорепетировала каждое слово и собрала всю смелость. И вот, совершенно неожиданно, ее лишили возможности высказаться. Бриджет даже попыталась задержать мужа, указав на то, что спешить некуда, и то, что он собрался сделать сегодня, можно с таким же успехом перенести на завтра. Разумеется, ничего не получилось. И о чем она только думала? На первом месте у Берта Спира всегда стояли другие дела.
— Отправляйся-ка ты лучше в постельку, а я, когда вернусь, постараюсь тебя не разбудить.
Перед тем как уйти, он крепко обнял ее, и она почувствовала, как что-то твердое и тяжелое, лежавшее у него в кармане, надавило ей на грудь. Пистолет. Тревога удвоилась. Муж отправлялся в темный, опасный город, даже не догадываясь о ее состоянии. Двойное, за него и за себя, беспокойство не давало уснуть, и ночь казалась бесконечной.
В другой части города, в доме 63 по Кинг-стрит, не спалось и еще одной женщине. Вот только причина волнения здесь была счастливая. Сильвия Кроу знала, что завтра увидит мужа, пароход которого уже входил в устье Мерсея. Прибыв утром в Ливерпуль, Энгус Маккреди Кроу даже увидел мельком пришедшую днем ранее «Ауранию», но он и представить не мог, что следует за Мориарти буквально по пятам. Впрочем, радостные мысли Сильвии блуждали вдалеке от служебных обязанностей мужа и злодеев, поимке коих он отдавал столько энергии и времени. Она думала лишь о том, что увидит его завтра, и о тех сюрпризах, что приготовила для него.