Месть моя, или сбежавший жених
Шрифт:
— Какой срок? — дрожащим от волнения голосом спросила она.
— Небольшой, мам, но аборт делать не буду, уже встала на учёт.
Мама минуту помолчала, а потом осмелилась и спросила:
— Кто отец будущего ребёнка? Виктор? Может, Вадюша, будь он неладен?
— Нет, мама, не гадай.
— Надо обо всём рассказать папе.
— Надо, — ответила я твёрдо.
Папа, к моему удивлению, новости обрадовался, подскочил со своего дивана и начал важно ходить по комнатам, повторяя:
— Я стану дедом, с ума сойти, я скоро стану дедом.
— Рада я, рада. Ксюша, я правда рада. Просто всё неожиданно. А когда свадьба?
— Видимо, никогда. Я рожу малыша для себя.
— Да как же так? Где отец? Он знает, что ты ждёшь его ребёнка? — строго спросил папа.
— Нет, я не говорила.
Он, поморгав, тут же высказал своё мнение:
— Можешь меня, дочь-чь, не слушать, но я прожил жизнь и отлично понимаю: отец должен знать о своём ребёнке, а ребёнок должен знать своего отца.
Папа всегда, когда злился, протягивал это слово «дочь-чь», отчего мне становилось… неуютно.
— Хорошо, при первом удобном случае я ему сообщу эту «приятную» новость.
А сама подумала: может, действительно рассказать Диме, пусть обо всём узнает и сам решит, что ему нужно. Вдруг эта новость станет для него счастливой без всяких кавычек. Мне бы хотелось этого.
— Вот это другое дело. — Папа подошёл ко мне и поцеловал в затылок. — Всё будет хорошо.
Почему всегда я слышу: будет хорошо?
Мечтаю, что однажды я включу телевизор, а там скажут: «Сегодня всё прекрасно. На планете Земля все счастливы!»
Глава 34
Вечером, как и обещала, пришла Марина. Я провела её в свою комнату, Рудик, ходивший за мной следом, как хвостик, тоже направился туда же, но я, подхватив его, отнесла в комнату родителей. Почесав у котика за ухом, тихо прошептала:
— У меня серьёзный разговор, а ты будешь отвлекать.
Войдя к себе, предложила Марине чаю или кофе. Доброкотова отказалась, подошла к трельяжу, который стоял здесь ещё с советских времён, и поправила на груди тяжёлую и, наверное, дорогущую брошь из разноцветных каменьев.
От былого хорошего настроения, которое у неё было в момент нашей встречи, я сразу уловила, не осталось и следа.
— Давай выпьем. — Она выгрузила из своего пакета лёгкое вино, а потом достала сыр, нарезанный слайсами. — Настоящее грузинское вино. Неси фужеры.
— Ты же знаешь, я не пью.
— А как мы с тобой тогда будем разговаривать? — Марина очень серьёзно посмотрела на меня.
Я ухмыльнулась:
— Ты будешь пить вино, а я — мамин вишнёвый компот. — Марина согласно кивнула. — О чём ты хотела со мной поговорить?
Доброкотова вместо ответа открыла маленькую сумочку, в которой, как правило, хранились разные женские штучки и ключи с телефоном. Но не эти предметы она достала из сумки, а серьгу. Ту самую серьгу с топазом, которую я оставила более двух месяцев назад в спальной комнате Доброкотовых.
—
— Почему жалела? — спокойно, как только могла, спросила я.
Доброкотова вздохнула и села в кресло.
— Потому что ты его бросила. Что это была ты — девушка, на которой он собирался жениться, я не сомневалась, как только тебя увидела, ибо мало изменилась со школьных лет. Я наткнулась в альбоме свекрови на ваши фотографии. Какие вы там счастливые, юные, красивые! На них и заметила твои красивые серьги, а после «Ивушки», уже дома, наткнулась на одну из них в спальне. Что оставалось? Нашла тебя в «Одноклассниках» и написала, что хочу встретиться.
Марина замолчала. Очередь моя?
— В «Одноклассниках» я появляюсь от случая к случаю, потому ещё не видела твоё сообщение. А этими снимками, о которых ты говоришь, закончились мои счастливые дни. — Я встала с дивана и начала ходить по комнате, всегда так делала, когда волновалась. — Ты ошибаешься, это не я бросила Доброкотова, это он бросил меня.
И рассказала о несостоявшейся свадьбе, своих душевных муках и терзаниях после злосчастного дня и ещё о том, как пришла к решению мстить, и об этой серёжке, с которой начался наш роман и который ею закончился.
— Бедная девочка, — после паузы отозвалась из кресла Марина. — Я подозревала, что Вадим способен на безобразные поступки, но чтоб вот так… Подлец. А что ещё было, кроме серёжки?
Я усмехнулась.
— Ничего особенного: заказала портрет у художника Рогова с надписью: «Спасибо за неповторимую ночь, любимый».
Марина засмеялась.
— Помню, был такой забавный случай, но этот воспитательный момент в большей степени был направлен на Вадима, нежели на меня: каким бы любителем женского внимания он не был, вряд ли соблазнился бы интимной близостью или браком со старушкой.
«Женился же он на тебе. Почему решила, что на этом остановится? Нет предела совершенству», — подумала я.
— Да, в какой — то степени с моей стороны это было сарказмом, но и намёком тебе на то, что Вадика нельзя воспринимать так прямолинейно. Там столько подводных камней… — Я подошла к зеркалу и, нервничая, поправила выбившуюся из высокого хвоста прядь.
— Да поняла я это. Именно подброшенный портрет заставил меня пойти на кое-какой эксперимент. Надоело, несмотря на изощрённую конспирацию мужа, каждый раз натыкаться на косвенные улики его измен. Сначала ревновала, но Вадик убеждал, что я ошибаюсь в своих подозрениях — он чист, аки младенец, просто обаятельный, потому всем нравится. Что он может с этим поделать? А потом как отрезало: разом излечилась от ревности.