Месть невольницы. Истинная для дракона
Шрифт:
Эммили считала, что виновна в том, что разорвала её. Вспомнила и как в тот момент разрыв отозвался резкой болью там, где под сердцем она носила ребенка, хоть и не знала этого… Из-за обиды и собственной боли уничтожила то, что теперь могло спасти жизнь её сыну. Айвери же всё это время твердила о проклятии. Что если это оно и есть? И каким бы ужасным не был король, ответсвенность всё равно на ней тоже.
Кроме того, всё это время она щедро делилась с Аманом высшими силами, даже не задумываясь, как маленький мальчик справится с таким количеством энергии. Пусть ради спасения
Ведь магия признала в ней истинную пару, когда она выпустила короля из клетки. Может признает и теперь, на обряде? Хотя девушка совершенно точно не чувствовала её, но это хоть какой-то шанс…
Идти к королю было сложно. Тяжело переступать через себя, тем более когда в душе скребется застарелый страх. Она всё ещё боялась его. Неважно, что он говорил и как себя вёл последнее время. Прежде он тоже был с ней добр, а потом… Она никогда этого не забудет. Но Арселю запретила идти с собой. Была убеждена, что взамен король попросит от неё что-то, что не понравится не только ей, но и любящему её младшему принцу. А ведь он был готов отдать за неё своё сердце… Славный милый Арсель.
И именно поэтому не хотела причинять ему боль своим новым унижением или страданием. Готова была почти ко всему.
Поэтому когда стояла перед королем на коленях в этот раз не чувствовала почти ничего, кроме раздражения. Ей не было даже обидно за его слова. Он — совершенно чужой ей, и именно такого она от него и ждала. Но если он нужен, чтобы Аман жил, то она будет терпеть его рядом сколько угодно.
Когда же он отказал, она вышла из себя, говорила ужасные вещи на эмоциях. От безысходности и страха. Что бы она не сказала ему, но союз должен быть добровольным, заставить его она сможет. Только торговаться. Но у неё для него нет ничего взамен!
И выбежав из башни, впервые за долгое время не смогла найти в себе равнодушия. Как же она была зла! Он когда-то покалечил её тело и душу, а теперь его ещё нужно уговаривать, чтобы попытаться спасти жизнь её ребенку!
Поэтому когда король почти сразу схватил её за локоть, неожиданно приблизившись сзади, то сразу же оттолкнула, а сама отшатнулась, ухватившись за хлипкие перила. Послышался жалобный треск, и Эммили вместе с отломленной деревяшкой полетела вниз в глубокий лестничный пролет.
На короткий миг она даже испытала постыдное облегчение от того, что всё наконец закончилось. Но тут в мозгу забилась только одна мысль, как же теперь будет Аман?
Однако, она не успела додумать, как сумасшедший король в считанные секунды бросился за ней и, прижав к себе, обратился. В зазоре винтовой лестницы места было настолько мало, что дракон ломал оставшиеся целые перила, скреб о стены чешуей, взметая столпы пыли и ошметков глины, и это замедлило их падение. Она рефлекторно ухватилась за его лапы, бережено сжимающие её, несмотря на армагеддон вокруг.
Когда они всё же ударились о самый низ высокой башни, она оказалась сверху уже на мужчине. Он обратился в последний момент, видимо, чтобы уместиться в сжатом пространстве. Теперь его
— Зачем ты сделал это? — Она пыталась встать с него, но руки и ноги не слушались.
— Потому что люблю тебя, — рвано выдохнул он.
— Давно? — Её голосом можно было легко перерезать кусок стали.
— Всегда любил, просто… просто не понимал… — И мужчина выдохнул в последний раз, замерев и закатив глаза.
— Не смей умирать. Я запрещаю тебе. Нам ещё жениться. Я тебя и на том свете найду и заставлю, слышишь? Эй. Ваше величество. Приди в себя немедленно!
Она тормошила его, забыв о нормах приличия, о своей неприязни, но он не дышал. Лежала на его груди и не могла отвести глаз от безжизненного лица. Он умер? Капли крови текли по его подбородку из приоткрытого рта… Дрожащей рукой Эммили коснулась его щеки. «Ничего не бойся, если я рядом. Моя Эмми», — зачем она вспомнила это?
Она так долго желала ему смерти, и вот его больше нет, как не стало и её любви к нему раньше, но отчего-то звезды будто снова погасли и оба солнца потухли разом. Эммили опять осталась в полной темноте. Как слепая и глухая протягивала вперёд руки, но хватала ими лишь пустоту. Душа рвалась на части от безвыходности, тьма заволакивала её. Нужно было сдержаться, ради сына, ради себя. Но сил не осталось.
Он погиб, защищая её. Зачем? Сказал, что любил. Но это лишь ложь. Она знает…
Как просто было ненавидеть его, когда он причинил ей столько боли, когда втоптал в грязь, уничтожил. А вот когда смотрел светящимися глазами на сына, когда они летели с ним вдвоём в даль, сотканную из облаков и путеводных звездных нитей, когда говорил с ним в те редкие минуты, что они оказывались рядом… Когда кидался на заговоренные прутья с шипами, стараясь быть ближе к ней, когда пожертвовал собой ради её жизни…
Теперь ненавидеть стало трудно, будто надеваешь неудобное платье с корсетом, который натирает и жмёт, стискивает грудь в тиски, не давая вздохнуть. И вот тот, ради которого и она когда-то готова была сорваться в пропасть, разбился из-за неё. И Эммилия должна бы радоваться, что и он испытал ту боль, что причинил ей сам. Это — всего лишь жестокий король, сделавший столько зла. Но радости не было.
Она хотела позвать его. По имени. Но в голове всплыл его образ в подвале, когда звала последний раз. Нет.
Эммили не знала, зачем он спасал её, но наверняка тоже преследовал какую-то цель. Только и у неё есть цель. Им нужно заключить священный союз. Ради Амана…
Мысли, что сын возможно прямо сейчас испытывает муки, что пережил его отец и переживает она, заставили содрогнуться. Она поднялась, опираясь на развалины вокруг, раздирая руки в кровь, но даже не замечая боли. Подумала позвать на помощь, но тогда придётся уйти и оставить его тут. По его телу прошла ещё одна болезненная судорога, тело мужчины выгнулось дугой.