Месть Ориона
Шрифт:
В голове пронеслось: «Пусть я предаю Одиссея, но царь Итаки перехитрил и Гектора и меня».
Пытаясь сохранить подобающую моменту серьезность и не выдать свои чувства, я последовал за знатным троянцем к стенам Трои.
9
В сказочную Трою я вступил глухой ночью. Как ни странно, при свете луны было настолько темно, что я практически ничего не видел, лишь зловещими тенями высились над моей головой стены. Я заметил тусклые фонари у ворот, едва мы миновали могучий старый дуб, точно скрипевший и вздыхавший от ночного ветра: постоянные
К воротам мы приближались по дороге, тянувшейся вдоль стен. Прямо перед воротами, по другую сторону дороги, поднималась еще одна стена так, чтобы любого приближавшегося к Трое можно было обстрелять с обеих сторон, а не только спереди.
Оказалось, ворота защищает лишь небольшой отряд.
«Наверное, все силы троянцев сейчас сконцентрированы в лагере на берегу», – подумал я. В открытом проеме стояли трое молодцов, их длинные копья были прислонены к каменной стене. Еще несколько человек держались за ними и стояли на стене сверху.
Широкая немощеная улица проходила между двухэтажными домами. Холодный бледный свет луны бросал глубокие темные тени на закрытые окна. Ни на главной улице, ни в боковых переулках не видно было ни души, даже бродячая кошка ни разу не перебежала дорогу.
Полидамас оказался человеком молчаливым. Ни слова не говоря, он подвел меня к низкому сооружению и впустил в крошечную комнатку, освещенную желто-голубым огоньком, мерцавшим над небольшой медной масляной лампой на трехногом деревянном столе. В комнатушке стояло узкое ложе, покрытое грубым шерстяным одеялом, сундук из кедра и больше ничего.
– Тебя призовут к царю нынче же утром, – сказал Полидамас.
Произнеся самую длинную фразу за всю ночь, он оставил меня, тихонько прикрыв за собой деревянную дверь и заперев ее на засов. Мне ничего не оставалось делать, как раздеться, откинуть колючее одеяло и растянуться на пружинившей постели с тонким перьевым матрасом, лежавшим на переплетенных веревках.
В полудреме меня вдруг осенило, что Золотой бог вновь может вторгнуться в мой сон. Какое-то время я пытался заставить себя пробудиться, но усталость победила волю, и глаза мои закрылись. Я успел лишь подумать о том, что неплохо бы в этом сне пообщаться с другими творцами; скажем, с Зевсом, явно сомневавшимся в разумности планов Золотого бога, или с той женщиной, которая открыто противостояла ему.
Но если что-то и снилось мне в ту ночь, пробудившись, я ничего не мог вспомнить. Меня разбудил грохот засова. Я резко сел и потянулся к кинжалу, лежавшему на постели рядом со мной около стены.
В комнату вошла служанка. Она принесла корзину с едой и кувшин с козьим молоком. Повернувшись ко мне, она увидела, что я сижу обнаженный и потому чувствую себя беззащитным; улыбнувшись, женщина с легким поклоном поставила завтрак на кедровый сундук, а потом попятилась и закрыла за собой дверь. Снаружи донеслось дружное хихиканье нескольких женщин.
Коротко стукнув в дверь, в комнату вошел троянец. Он казался скорее придворным, чем воином: высокий, но с округлыми плечами, мягкотелый, с большим брюшком… Седобородый и лысый, он был одет в тунику с богатой вышивкой и длиннополый плащ темно-зеленого цвета.
– Я должен доставить тебя в тронный зал царя Приама, как только
Я вовсе не хотел торопиться и обрадовался тому, что услышал. Троянец-придворный проводил меня до уборной за домом, потом мы вернулись в комнату, и я умылся. Завтрак состоял из фруктов, сыра и лепешек, я запивал еду козьим молоком. Завтракали мы в большой кухне перед домом. Почти половину комнаты занимал большой круглый очаг, расположенный под отверстием в крыше. Сейчас он выглядел холодным и пустым, серый пепел покрывал уже долгое время не разжигавшиеся уголья.
Через открытое окно я разглядывал мужчин и женщин, занятых обычными утренними делами. Служанки, приставленные к нам, поглядывали на меня с нескрываемым любопытством. Придворный не обращал на них внимания, лишь беспрестанно посылал за фигами и медом.
Наконец мы вышли из дома и двинулись по главной улице Трои, поднимавшейся к величественному сооружению с изящными каннелюрами [2] на колоннах и круто изогнутой крышей.
«Дворец Приама, – догадался я. – Или главный храм города. А может, и то и другое».
2
вертикальные желобки на колоннах
Солнце еще только поднималось, но все же идти по улице было куда приятнее, чем по продуваемой ветрами равнине.
– Нам туда? – указывая на дворец, спросил я.
Придворный едва заметно кивнул:
– Да, конечно, во дворец царя. Более великолепного сооружения на свете нет, разве что в Египте.
Я удивился тому, насколько маленьким оказался город и насколько он переполнен людьми. Дома и лавки жались друг к другу. Не вымощенная камнями улица в середине имела желоб, чтобы вода стекала по нему во время дождя. Колеса телег прорезали в ней глубокие колеи. Спешившие по делам мужчины и женщины казались любопытными и любезными. Они улыбались и кланялись мне, пока я шел во дворец.
– Царевичи Гектор и Александр живут во дворце. – Придворный исполнял роль проводника. Он показал вдаль: – Там, возле Скейских ворот, находятся дома младших царевичей и знати. Отличные дома, таких не увидишь в Микенах и даже в Милете.
Теперь мы шли по рыночной площади. Перед высокими двухэтажными домами располагались навесы, впрочем, я не увидел там товара: немного хлеба, сушеные фрукты, скорбно блеявший ягненок. И все же торговцы, женщины и мужчины, радостно улыбались.
– Ты принес нам перемирие, – объяснил придворный. – Сегодня селяне смогут доставить продукты на рынок. Дровосеки отправятся в лес и привезут топливо. Люди благодарны тебе за это.
– Значит, люди уже устали от осады? – пробормотал я.
– Конечно, в некотором роде. Но паники нет. В царских хранилищах зерна хватит на целый год! А водой город снабжается из источника, который находится под покровительством самого Аполлона. Когда же нам действительно необходимо топливо и скот или еще что-либо, наше войско устраивает вылазку. – Он чуть вздернул свою седую бороду. – С голоду мы не умрем.
Я ничего не ответил.
Мое молчание он принял за нежелание в открытую возражать ему.