Месть Ориона

Бова Бен

– Ты будешь служить нашему богу и нашему народу. Ты поможешь нам взять город Иерихон, как взял ты северный город, о котором рассказывал.

– Но мы не хотим здесь служить, – возразил я. – Наша цель – Египет.

– Ты будешь служить богу Израилеву, – настаивал Бенджамин. А потом, чуть смягчившись, добавил: – Во всяком случае, эту ночь ты проведешь в нашем лагере и встретишься с нашим великим предводителем Иешуа.

Я помедлил, усматривая ловушку в его словах.

Молодой человек застенчиво улыбнулся:

– Иешуа не простит мне, если

я просто отпущу тебя. Он опозорит меня перед собственным отцом.

С этим было трудно спорить.

– К тому же, – добавил он, и улыбка его стала лукавой, – ты не сможешь продвинуться к югу, не столкнувшись с каким-нибудь из колен израилевых. Нас много.

Я покорился неизбежности и смирился с навязанным гостеприимством столь кротко, как только мог.

Израильтян оказалось очень много, сотни семейств заняли широкую равнину между рекой, которая называлась Иорданом, и голыми, обожженными солнцем невысокими горами. Их шатры виднелись повсюду, да еще клубы пыли, когда скот загоняли на ночь за небрежно сколоченные ограды.

Когда заходившее солнце окрасило кровью небосклон и горячий ветер подул вниз, охлаждая раскаленные горы, вонь стала нестерпимой. Но ее здесь словно никто не замечал – кроме нас, пришельцев. Перед шатрами собирались семьи, люди разводили очаги, чтобы приготовить ужин, переговаривались на своем гортанном языке… Играли дети, мальчики перекликались, вызывая друг друга на бой, вооружившись деревянными мечами и щитами. Девочки визжали тонкими голосами.

Но наши взгляды – мой и Лукки – приковал к себе город за высокими стенами, что поднимался на холме посреди равнины. Он возвышался над нею, как Троя над равниной Илиона.

– Вот и Иерихон, – сказал я Лукке.

– Говорят, что это самый старый город в мире, – проговорил он.

– Неужели? Смотри, какие высокие и толстые стены. Они прочнее, чем в Трое. Израильтяне хотят, чтобы мы помогли им взять эту твердыню.

Он недовольно хмыкнул.

– Это можно сделать?

Лукка поскреб подбородок:

– Господин мой Орион, можно взять любой город. Все решает время и число жизней, которые можно отдать ради этого.

Мы встали лагерем подальше от загонов со скотом. Пока люди разбивали шатры, я помог Елене выйти из крытой повозки. Ей теперь незачем было прятаться.

– Люди хотят подыскать себе женщин, – сказал мне Лукка.

Я кивнул, но предупредил:

– Только скажи им, чтобы держались поосторожней и не забывались. Едва ли здешние женщины обрадуются чужеземцам.

Лукка слегка улыбнулся.

– Да, мужчины надежно защищают их, – согласился он. – Но пусть завяжется их дружба, в этом не будет вреда.

– Прикажи им вести себя дружелюбно, – это будет поздно делать, когда им перережут глотки.

Бенджамин возвратился к нам на закате солнца, когда длинные фиолетовые тени поползли по равнине. Он казался взволнованным и обрадованным.

– Иешуа приглашает вас отобедать вместе с ним в его шатре.

И тогда из моего шатра вышла Елена, только что умытая водой, принесенной

с далекой реки, в длинном пурпурном платье, с золотым ожерельем на шее и браслетами на руках.

Бенджамин, раскрыв рот, уставился на красавицу.

– Перед тобой Елена, царица погибшей Трои, – проговорил я, решив не упоминать о том, что прежде она царила в Спарте. – Она согласилась разделить нашу трапезу.

Молодой человек закрыл рот не сразу и еще долго не мог отвести глаз от Елены. Наконец он повернулся ко мне и сказал:

– У нас не принято, чтобы женщины трапезовали вместе с мужчинами.

– Твой вождь может сделать исключение для нее.

Онемевший Бенджамин кивнул и отправился извещать Иешуа о неожиданном повороте событий.

Елена подошла поближе:

– Я могу остаться здесь, Орион. Не стоит затевать ссору из-за меня.

– Мне нужно, чтобы ты пошла со мной. Я хочу, чтобы этот самый Иешуа – не знаю, кто он у них, – понял, что он не будет распоряжаться мной, как слугой.

– Понимаю. – Она улыбнулась. – А я-то решила, что ты не захотел ужинать без меня.

Я улыбнулся в ответ:

– Об этом я тоже подумал.

Бенджамин вернулся с почетной охраной, которую составляли шестеро мужей в чистых одеждах с короткими мечами в ножнах у поясов. Они проводили нас к широкой низкой палатке из козьих шкур. Мне пришлось нагнуться, чтобы войти внутрь.

Шатер оказался просторным, пол его покрывали потертые ковры. Низкий стол был заставлен чашами с мясом, над которым вился парок, и блюдами, полными оливок, лука и зелени, названия которой я не знал. Вокруг стола на ярко расшитых подушках сидела дюжина старцев. Трапезу возглавлял человек помоложе – его длинные волосы и бороду еще не посеребрила седина, а в глазах горел огонь.

Именно глаза Иешуа предупредили меня о том, что он опасен, как бы прикоснувшись прямо к моим нервам. В них светился фанатизм, не знавший пределов. Он не ведал сомнений в том, что их дело – правое. Этот решительный и отрешенный сорокалетний, должно быть, мужчина был прям, словно меч, и даже бремя ответственности за племя, которое ищет себе отчизну, не могло согнуть его спину.

Бенджамин представил нас. Израильтяне остались сидеть, и, услышав наши имена, Иешуа пригласил нас занять свободные места за столом. Я сел напротив Иешуа, Елена – слева, Бенджамин – справа. Мужчины подчеркнуто не замечали ее, и я всей кожей ощущал, насколько возмутило их присутствие женщины.

За столом не было вина, лишь слабое перебродившее козье молоко – настолько кислое, что я предпочел ему воду. Еды, впрочем, хватало. У этих кочевников, оказавшихся на чужбине, еды было вдоволь – во всяком случае, у вождей.

Пока мы ели, Иешуа молчал, внимательно разглядывая меня в упор. Старики засыпали меня сотней вопросов: кто я, откуда, действительно ли мои воины-хетты и в самом ли деле бог Израилев уже погубил царство хеттов? Я отвечал по возможности подробно; обед завершился финиками и дыней, и я похвалил угощение.