Месть проклятых
Шрифт:
С толпой произошло что-то невообразимое. Приветственный вопль грозил обрушить соседние здания.
Телохранители провели Этего в центр трибуны, но далеко от нее не отошли, готовые в любой момент при необходимости закрыть госпожу своими телами.
Леди Этего вскинула обе руки над головой, и народ на площади взорвался еще более громкими приветственными криками. Стэн ощутил себя таким одиноким в этой остервенелой миллионной толпе. Ему припомнилось, когда он в последний раз видел леди Этего. Это было на Кавите в начальные дни войны. И одета она была точно так же, как сегодня, –
Тогда она стояла в ста пятидесяти метрах от него. Он помнил, как вынул свой виллиган и прицелился. Ее зеленый мундир оказался в перекрестье мушки. Он вдохнул, выдохнул воздух наполовину и положил палец на курок. Еще секунда, и шарик АМ-2 пробьет в зеленом мундире огромную дыру. Но тут один из телохранителей, которые вертелись вокруг Этего, как балерины на сцене вокруг примадонны, заслонил ее. И вслед за этим Стэн видел только белые мундиры телохранителей – красное и зеленое мелькало лишь уголками.
До сих пор Стэн не мог понять, почему он не выстрелил. Из трусости или потому, что действительно не было возможности уверенно попасть в цель? Сейчас, глядя на леди Этего, которая вознеслась на такую высоту, он корил себя и за трусость, и за неповоротливость. А впрочем, стоит ли жалеть. Что орел, что решка – в любом случае выигрыш не выпадал. И все же он не мог не фантазировать: а что бы произошло, если бы он тогда – убил? Кто бы сейчас стоял на сцене, исполняя главную роль? Вичман? Пэстор? Кто-то еще?
Тем временем леди Этего опустила руки и упивалась приветственными криками толпы. Затем коротким жестом призвала толпу к молчанию. Все разом затихли.
– Спасибо, соотечественники, – начала она свою речь. – Спасибо вам, что вы пришли на это праздничное торжество.
Стэн воровато покосился на соседей, надеясь обнаружить иронические искорки в их глазах. Нет, все очень серьезны. Никого не смущает тот факт, что они не сами сюда пришли, а их согнали дубинками полицейских. Да и никого не резанули слова "праздничное торжество". Праздновать в нынешней ситуации как будто нечего!
– Мой народ переживает трудные времена, – продолжала Этего. – Наша решимость и воля подверглись самому большому испытанию со времен Великого Стыда. Сегодня мы празднуем то, что эта решимость и эта непреклонная воля к сохранению нетленных ценностей таанского образа жизни, пронесенных нами через историю, – эта решимость и воля по-прежнему крепки в нас!
Однако мы не просто полны непреклонной решимости сберечь для истории генетический код нации. Мы готовы пожертвовать всем, дабы сохранить...
Она сделала эффектную паузу, чтобы последнее слово, стократно усиленное динамиками, хлыстом пало на толпу.
– ...честь!
– ЧЕСТЬ! – взревела толпа. – ЧЕСТЬ!
– Да, честь, – сказала леди Этего. – Пусть ни один иноземец не заблуждается касательно того, что это слово значит для всякого таанца. Для нас это не просто громкое слово, ибо оно требует жертв ради будущего наших детей и детей наших детей. И мы пожертвуем всем ради нашей чести. Все мы лучше умрем, чем увидим честь нашей нации попранной.
Она сделала новую паузу, набычилась.
– Ибо без чести не может быть будущего. Утратив честь, таанский
И через тысячу лет, и через две тысячи лет живые существа будут читать о нас и восхищаться тем, как высоко мы вознесли понятие чести. Они будут проклинать себя за свою слабость и поносить себя последними словами, ибо никогда никакому живому существу уже не удастся вознести понятие чести столь же высоко – и поступать в соответствии с идеалом. Но дети наших далеких потомков могут сказать родителям: они же все умерли! И их родители кивнут головами: да, они погибли, все до единого. Однако они умерли... С ЧЕСТЬЮ!
Казалось, что прошло не меньше получаса, прежде чем толпа успокоилась и смогла слушать речь леди Этего дальше. Люди кричали, рыдали, обнимались, поднимали детей на руках, чтобы те могли лучше разглядеть исторический момент.
Леди Этего все это время невозмутимо стояла на трибуне, давая возможность морю эмоций успокоиться. Ее лицо не покидало суровое выражение. Она ждала.
– Итак, соотечественники, – продолжила она, угадав нужный момент, – я призвала вас сюда для празднества. Дабы прославить нашу преданность чести и подтвердить наше желание не уронить ее. Это будет трудно. Неимоверно трудно. Ибо наш враг потрясающе силен. Враг безжалостен и не угомонится, пока не поставит каждого таанца на колени. Мы не раз блистательно побеждали этого врага, но и несли великие потери.
Впрочем, все это неважно. Я приветствую наших врагов. Как и вы должны благодарить судьбу за таких врагов. Ибо нашему поколению посчастливилось жить в годину решающих испытаний. Враг такой силы понуждает нас преодолеть все наши последние слабости. И когда мы преодолеем последние наши слабости, сильнее нас не будет никого. Очищенные и просветленные, мы победим.
Но если нам всем придется погибнуть... за нашу честь...
Последние слова были произнесены мягко, как слова заклинания или молитвы. Толпа затаила дыхание, как бы в предчувствии апофеоза речи.
Леди Этего медленно воздела руки в чистое таанское небо. В голове Стэна мелькнуло: "Как странно, она ни разу не назвала имени Вечного Императора". Этот прием умолчания был настолько хорош, что Стэн взял его себе на заметку – отличный пропагандистский трюк: сатанинская анонимность врага, его неназываемость.
– Торжественно обещаю вам, соотечественники, что я буду преследовать и гнать врага везде, где его встречу. Я вышвырну его из Пограничных Миров. Я выкурю его из Кавите, где он трусливо залег. И затем буду неустанно преследовать его до последних пределов Галактики, пока он не запросит пощады. Клянусь вам, соотечественники, я буду бороться всеми силами. Клянусь одержать победу. Быструю и восхитительную. Но я всего лишь человек, и у меня могут быть слабости. Какой-то изъян во мне может помешать мне выполнить задуманное... И если я не оправдаю ваших упований, если я не вырву победу для вас...