Месть самураев

Белозёров Михаил Юрьевич

Вдруг в бочку что-то ударило с такой силой, что Язаки заметно качнуло вместе с мыльной водой:

– Буль… – он пустил пузыри.

Банщица крякнула:

– Э-э-э… – и, похоже, уселась на пятую точку.

А из-за края офуро перед Язаки возникло усатое лица. Огромный черный глаз в ореоле татуировки целое мгновение разглядывал его.

– Буль-буль-буль… – Язаки погрузился с головой, решив, что ему померещилось, а потом с криком: «Симатта!»[57] недолго думая, ткнул ручкой эку в этот самый глаз и вылетел из бочки, как пробка из бутылки.

Ткнул он в этот глаз по двум причинам: во-первых, Язаки ничего не терял – если это дух или демон, то все хонки вне закона, а во-вторых, одна из заповедей учителя Акинобу гласила: «Бей, не думая, иначе умрешь первым».

Еще находясь в воздухе, Язаки убедился, что люди в черных кимоно – не хонки, а аябито с черными зубами. Как известно, хонки не имели не только

оружия, но и ног. Двое из нападавших размахивали нагинатами, еще двое – катана, а тот, которого Язаки ткнул в глаз, был вооружен яри[58] с двумя горизонтальными рожками. По непонятной причине с первого удара он не сумел пробить офуро. Язаки приземлился рядом с ним на каменные плиты купальни. Ойкнул. Мимоходом выдернув копье, которое застряло в бочке, ударил им аябито, который никак не мог извлечь из глаза эку, и, не глядя на дело рук своих, бросился в свалку, которая перемещалась в облаках пара из одного угла комнаты в другой. Периодически из нее вываливался аябито и устремлялся назад.

Одного из них Язаки поддел как раз в тот момент, когда аябито лишился равновесия явно от сильного удара и, раскинув руки, вылетел на середину купальни. Это был Игути. Уроки, которые в течение двух лет Язаки брал у учителя Акинобу, не прошли зря – он ткнул Игути лезвием под руку – туда, где, по идее, защита слабее всего, а рукоятью с размаху ударил по лбу. Однако то ли лоб у Игути оказался чугунным, то ли под одеждой была надета кольчуга, только убить его с первого удара не получилось. Увидев перед собой нового противника, аябито живо развернулся к нему и махнул вакидзаси. Откуда только у Язаки взялось проворство: несмотря на свой вес и три складки жира на животе, он подпрыгнул так высоко, что меч только просвистел под ним, зато что есть силы всадил в макушку аябито один из рогов яри. Вопреки ожиданию удар не принес желаемого результата – на аябито был конусообразный топпаи[59], и яри просто скользнул на ободок шлема, не причинив особого вреда его владельцу, хотя и немного остудив его пыл. Впрочем, в следующее мгновение аябито дико блеснул глазами, зарычал от восторга, как зверь, и снова бросился на Язаки, у которого душа ушла в пятки. Язаки даже замахнулся еще раз, но как-то безнадежно, вяло, потеряв от страха половину прежней силы, и понял, что нарвался на опытного противника. Наверное, это было его последним мгновением жизни. По крайней мере, он так подумал. Вдруг Игути остановился. Причина заключалась в Афра, который вцепился ему в ногу, дергал и рычал, как сто львов. Игути ничего и никогда не боялся, но слышал, что тэнгу может утащить человека живьем в царство мертвых, где этот человек никогда не найдет покоя, бродя в страшном одиночестве. Игути замешкался, он попытался отшвырнуть пса, но ничего не получилось. Афра только сильнее дернул и едва не сбил Игути с ног. Этого мгновения оказалось достаточным, чтобы Язаки наконец прицелился и попал одним из рогов яри прямо в тёхэн[60] – отверстие в топпаи над макушкой. Такого удара аябито выдержать не мог. Он замер, руки у него опустились, потом подкосились ноги. Целое мгновение он еще боролся со смертью, стоя на коленях, затем с хрипом завалился на бок, и Язаки на всякий случай ткнул его яри в грудь.

Последним оказался Занза. Гордость аябито не позволяла ему сдаться. Ближний бой с двумя опытными противниками выжал из него все силы, и он пропускал удар за ударом. Он был изранен и чувствовал, что ему не справиться: казалось, старик ничего не делает, но каждый раз его клинок, который он неожиданно выхватил в начале схватки из посоха, находит прорехи в защите Занза. Сам же Занза убить старика никак не мог, натыкаясь на мастерскую оборону или попадая в пустоту. А когда ирацуко убил Иманава и повернулся в их сторону, старик уступил ему место. На его губах мелькнула коварная улыбка. Занза понял, что сейчас умрет. Ирацуко, которого старик назвал Натабурой, не был вооружен. Но судя по тому, как Натабура расправился с двумя предыдущими противниками, это ничего не значило. Натабура владел стилем борьбы, о котором Занза не имел ни малейшего понятия: противник использовал технику сближения и уклонения, а во время удара блокировал запястье с мечом. Но это было еще не все. В отчаянии Занза два раза махнул катана, стараясь поразить Натабуру в голову, и оба раза промазал. Из-за потери крови движения его стали вялыми и потеряли концентрацию. Третий раз Натабура ударить не дал, шагнул вперед, и Занза опустил меч – все было кончено. Их взгляды встретились. Натабура сделал то, что в айки[61] называлось «дернуть противника». Занза среагировал, попытавшись ударить его хотя бы по ноге. Но казалось, Натабура предугадывает его действия: рука Занза только начала движение, а Натабура схватил ее, потянул на себя, пропустил вакидзаси мимо бедра, переломив запястье, и сделал бросок. Выбитый вакидзаси еще не

коснулся пола, а ноги Занза взметнулись выше головы. Падение было сильным и неожиданным. Напоследок Натабура, страшно глядя ему в глаза, вынул душу с помощью сухэ[62] – кольца, которое носил на среднем пальце правой руки. Смертоносное движение крохотного лезвия напоминало написание иероглифа «пламя». Из шеи Занза ударила струя крови толщиной в полтора сун. Он попытался было вскочить, поскользнулся, упал, снова вскочил, еще раз упал и больше не смог подняться – ноги сделались ватными и непослушными, а в голове возник нарастающий звон, словно дух смерти призывал в хабукадзё[63]. Угол купальни до самого потолка окрасился кровью. И сколько Занза ни старался зажать рану, ничего не получалось. Он еще жил, но на него уже никто не обращал внимания. В последнее мгновение жизни он услышал:

– Фу ты… – произнес Натабура, вытирая лоб и с удивление рассматривая окровавленные руки.

Все трое были голыми, все трое были перепачканы с головы до ног кровью, но никто не получил даже царапины. На полу же, как груда тряпья, валялись пятеро аябито.

– Да ты молодец! – похвалил Акинобу. – Двоих свалил!

– Сэйса! – радостно выпятил жирную грудь Язаки. – Если бы не он, – и глазами показал на Афра, – я бы честно говоря, не справился. Но я очень и очень старался, я…

– Потом расскажешь… – остановил его Акинобу движением руки. – Пора убираться, пока к ним не явилась подмога, – он пнул одного из аябито, из-под ноги которого расплывалось кровавое пятно.

Натабура посмотрел на пол, и только теперь обратил внимание на сырой запах крови, смешанный с запахом мочи, испражнений, и вспомнил свой мусин. Вот оно – сбылось, подумал он. Значит, все один к одному! Значит, судьба к нам еще благосклонна.

– Юка! – воскликнул он и бросился в соседнее помещение.

– Стой! – крикнул учитель Акинобу. – Стой! Не шевелись!

Подошел и коротким движением снял у него со спины что-то, похожее на тень.

– Что это, сэйса? – спросил Натабура, в нетерпении делая шаг туда, где находилась Юка.

– Ничего, иди, иди… – спокойно ответил Акинобу, комкая и пряча за спиной то, что снял с Натабуры.

Если бы они за два года хотя бы раз мылись в нормальной бане. Раньше надо было разглядеть. Где же это произошло? Где на Натабуру повесили гэндо Амида[64]? Не в храме ли Исияма, где мы просили благословения у Богов? О Фудо[65], сидящий в пламени, помоги. И как я не догадался, что если постоянно не везет, то на нас лежит проклятие. Тогда бы путешествие не было таким тяжелым и в итоге бессмысленным. Хотя, собственно, почему? Ведь, по крайней мере, все остались живы! А с Советом Сого я как-нибудь разберусь, пусть мы и потратили его деньги не по назначению. Кто-то в нем очень хотел, чтобы у нас ничего не получилось.

Они вымылись от крови. Но прежде учитель Акинобу обыскал одного из аябито и выпотрошил его кошелек, потом сунул в него гэндо Амида, которую снял со спины Натабуры и, тщательно завязав, повесил на шею.

Когда они с Язаки, впопыхах одевшись, выскочили из предбанника в общий зал, там уже стояли Натабура с Юкой, и Юка в слезах ему выговаривала:

– Я ведь все чувствовала… чувствовала, только сказать боялась. Я ведь думала… что ты чужой, чужой!

– Был чужой. Притягивал ко всем нам неудачу, но теперь все позади, – сказал учитель Акинобу, и потряс кошельком с гэндо Амида. – А теперь, как и прежде, мне сын, а тебе – муж.

– Муж… – как эхо повторила она и ткнулась в обнаженную грудь Натабуры.

– Может, выкинуть эту гадость, сэйса? – спросил Натабура, с благодарность посмотрев на учителя.

– Нет, – покачал головой Акинобу, – она нам укажет, кто наслал проклятие.

– То-то я чувствовал, что мне тяжело дышать, – признался Натабура. – Я сам себя не узнавал. Кими мо, ками дзо![66]

– Я тоже тебя не узнавал, – признался Язаки, с почтением поглядывая на Акинобу.

Что же все так? – подумал Натабура. Один Афра беспечно ткнулся холодным носом в колено, задрал морду и преданно посмотрел в глаза.

– Хватит миловаться, – сказал учитель Акинобу и сунул Натабуре одежду. – Потом наговоритесь. Судно!.. Судно!..

– Ах, да!.. – спохватился Натабура. – Спасибо, сэйса… спасибо…

И они бросились в порт. Афра бежал впереди, от радости смешно взбрыкивая.

Глава 2

Триумф кантё

Дурные вести распространялись, как лесной пожар. Мало того, что персонал и хозяева сан-суй, громко крича, разбежались кто куда, но и базар оказался абсолютно пуст. По брошенной площади в обществе растерявшихся куриц и поросенка, горланя песни, бродил счастливый пьяница. Увидев страшных людей, а особенно окровавленного Натабуру, он принял их за хонки и бросился бежать, но, не рассчитав силы, упал посреди огромной лужи. В сторону отлетела бутыль с сакэ.