Месть Танатоса

Гавен Михель

Альфред Науйокс нередко бывал невыдержан и даже язвительно резок в суждениях. Эта черта характера едва не стоила ему карьеры, так как послужила основной причиной его конфликта с Гейдрихом, и только вмешательство Гиммлера спасло полковника от разжалования и отправки на Восточный фронт. Однако из Берлина его удалили. .

Но, опять-таки по другим данным, он все же успел отличиться на Востоке в дивизии СС и даже был там ранен, после чего оказался в Бельгии. Позднее, после смерти Гейдриха, Шелленберг вернул Науйокса в Берлин на прежнюю должность. Говорили, что Науйокс не простил Гейдриха. Однако доказательств к его причастности к покушению на шефа СД не обнаружилось.

В 1940 году Альфред Науйокс вместе

с Вальтером Шелленбергом принимал участие в похищении двух английских агентов из нейтральной тогда Голландии и до самого конца войны разъезжал по Берлину в «трофейном» «бьюике», захваченном во время этой операции. Он был одним из центральных участников операций «Бернхард» и «Огненная земля». Под его непосредственным руководством были изготовлены десятки и сотни тысяч фальшивых долларовых купюр и фунтов стерлингов, поддельные знаки на которых не могли распознать даже швейцарские банки. Эти «вливания» сразу после окончания войны значительно подорвали экономику США и Великобритании.

В тех же лабораториях изготовлялись и десятки фальшивых документов, всевозможные справки и разрешения за подписью командования союзных войск, с которыми многие нацистские бонзы и сослуживцы штандартенфюрера Науйокса успешно скрывались в послевоенном мире.

Альфред Науйокс был награжден высшими орденами рейха. Из его личной жизни было известно, что около двадцати лет он жил с женщиной, которую называл своей женой. Она погибла под обломками дома во время бомбардировки в апреле 1945 года.

Но в историю Второй мировой войны штандартенфюрер Науйокс вошел как главный организатор и исполнитель операции «Гиммлер» в Гляйвице. В ночь на 1 сентября 1939 года ему дано было исполнить поистине историческую миссию. Альфред Науйокс развязал Вторую мировую войну. В начале 1943 года, он, смеясь, говорил своей жене: «Не знаю, как остальные, но мы — я, Манштейн и фюрер, — мы уже в истории», имея в виду, конечно, Гляйвиц.

Добиться встречи с Альфредом Науйоксом поначалу представлялось Лотте делом абсолютно невозможным. Она знала, что незадолго до своей гибели Курт пытался устроить такое свидание, чтобы представить бывшему штандартенфюреру собранные им за годы материалы, компрометирующие герцогиню Маренн фон Кобург, и потребовать в обмен на молчание ключ от «сейфа» Топлицзее. Точнее, Лотта догадывалась о том, что ее муж предпринимал такую попытку, — в последнее время они редко разговаривали. Курт предпочитал жить отдельно и скрывал от жены свою работу: По каким каналам он действовал, Лотта не знала, и в документах, оставшихся после смерти мужа, никаких намеков на то не нашла. Единственное, в чем она была уверена: Курт добился, чтобы его информация достигла ушей главаря неонацистской организации ОДЕССА. Иначе снайпер бы не выстрелил. Вполне возможно, что Альфред Науйокс и согласился встретиться с

Куртом в Вене недалеко от места, где был похоронен его давний друг и соратник, — вместо него туда и явился снайпер, чтобы выполнить приказ бывшего эсэсовца.

Преодолев первые месяцы отчаяния, когда после гибели мужа мир казался ей враждебным и пустым, Лотта заставила себя войти в квартиру, которую муж снимал много лет для работы и где практически дневал и ночевал в последние годы. Про себя она ожидала, что квартира окажется пуста: те, кто убил Курта, наверняка позаботятся о том, чтобы изъять собранные им документы, хотя самое важное, она знала, он не хранил в офисе, предпочитая надежность банковских сейфов. Но как ни странно, квартирой никто не интересовался. Никто не попытался проникнуть в нее, произвести обыск, никто не звонил Лотте и не шантажировал ее с целью выманить материалы. Только один выстрел — и все затихло.

Размышляя над этим, Лотта пришла к выводу, что возможно, со смертью Отто Скорцени почерк членов организации ОДЕССА

изменился. Они перестали идти в лобовую и перестроились под нового главаря. Возможно, Альфред. Науйокс, не желая ненужной огласки, выжидает, кто последует за Куртом, кто сделает следующий шаг. Он затаился, как зверь в засаде. Похоже, это вполне в его стиле, если учитывать опыт его военных операций.

«А кто пойдет за Куртом?» — точно такой же вопрос, как и бывший штандартенфюрер СС, Лотта задавала себе сама. Курт работал один, никого не посвящая в дело, за которое отдал жизнь. В последние годы он лишился всех своих друзей, посчитавших его сумасшедшим и отдалившихся со временем. «Кто пойдет за Куртом? Или он погиб зря?»

С первым эмоциональным порывом после похорон мужа Лотта, конечно, ощутила жажду отмщения. Ей очень хотелось поквитаться с Науйоксом. И она рассчитывала на помощь австрийских и немецких властей, но увидев, как безнадежно затухает расследование полиции, и осознав, что виновные в смерти Курта, судя по всему, не будут найдены никогда, она еще раз обдумала ситуацию. То, что вслед за Куртом идти некому, кроме нее, Лотта понимала.

То, что идти по его дороге она не сможет, — тоже осознавала ясно. Не потому, что она боялась ОДЕССА — конечно, в схватке с неонацистским подпольем она останется один на один и ее тоже ожидает скорая смерть, только брось она вызов эсэсовцам.

Но сложность состояла в том, что Лотта с самого начала не разделяла уверенности Курта, будто ради клада Топлицзее и журналисткой славы можно разрушить целую жизнь, которую прожила герцогиня Маренн фон Кобург, какой бы она ни была, и считала настойчивость Курта циничной. Имели ли они с Куртом моральное право разрушить то, что не созидалось ими? Сомнения Лотты и послужили главной причиной охлаждения ее отношений с мужем, а после его смерти они нахлынули вновь.

Она много времени посвятила тому, чтобы разобрать и изучить оставшиеся после Курта документы. Никаких явных доказательств против Маренн фон Кобург, о которых он столько говорил, Лотта не обнаружила. И с горечью согласилась, что брошенный Науйоксу вызов скорее явился для Курта жестом отчаяния, попыткой блефовать и блефом выманить желанное, — но СС всегда СС, даже в подполье. Такие игры с ними не проходят. Альфред Науйокс не стал разбираться, есть у Курта доказательства или их нет, он послал снайпера — и все кончилось. Так считала Лотта после смерти мужа.

Однако через год она все-таки решила добиться встречи с Науйоксом. Скорее всего, Лотта и сама не могла объяснить себе, зачем без всякой нужды лезть на дуло пистолета — он без сомнения выстрелит. Ведь она не собиралась искать эсэсовский тайник на дне озера, но ей очень хотелось взглянуть в глаза человека, который… Нет, не разрушил ее счастье. Счастья у нее давно уже не было, задолго до появления Науйокса, и Курт хладнокровно разрушил его сам ради будущей славы и богатой добычи. Но хотя бы посмотреть на того, кто убил ее мужа, ради прошлого, ради несбывшейся, оплаканной мечты…

Не имея контактов, которыми пользовался Курт, Лотта отважилась действовать самостоятельно. Она узнала, что после смерти Маренн фон Кобург все ее состояние перешло по завещанию некоей Натали Голицыной, бежавшей из Советского Союза на Запад в пятидесятые годы. Новая владелица Версальского дворца де Монморанси, замков Кобург в Вене и Баварии, клиники «Клеманс де ла Сент-Вьерж» в предместье Парижа и много, много чего еще приходилась почившей герцогине… практически никем. Даже если предположить, что ее громкая фамилия не выдумка, и она действительно, как говорили, принадлежала к знаменитой русской аристократической семье, вряд ли в передаче имущества по завещанию сыграло роль дальнее родство прошлых веков. В Европе достаточно семей, имевших куда более близкие узы с семьей австрийских монархов.