Месть убитого банкира
Шрифт:
Она высокомерно вскинула брови и резко захлопнула за ним дверь.
Квочкин не поленился сделать два шага навстречу журналис-ту, протянул руку. Пожатие его длинных, тонких пальцев с блес-тящими, наманикюренными ногтями оказалось неожиданно крепким. Этого невысокого мужчину с бледным, худым лицом, длинным, тон-ким носом и ранней лысиной Чекмарев не раз видел на пресс-кон-ференциях, совещаниях крупнейших предпринимателей и светских раутах, о которых ему приходилось писать. Но там он был в от-далении, за барьером, который простому смертному не преодо-леть, а здесь невидимый барьер на мгновение исчез, и Чекмарев увидел перед собой обычного доцента с кафедры математики не самого престижного столичного
"Замотался, не углядел... А вообще-то, для него, навер-ное, наступить в снег такая же неприятность, как для простого смертного наступит в собачье дерьмо",- подумал Чекмарев.
– Времени катастрофически не хватает,- посетовал банкир.- Нормальные люди уже дома, телевизор смотрят, а мне еще, как минимум, часа два работать. Так что садитесь и давайте прямо к делу.
Быстрым шагом он вернулся к своему креслу (не золотому, в таком же сидел и Лавкин), положил руки на стол и, слегка нак-лонив вперед плечи, уставился на Чекмарева цепким, немигающим взглядом. Вот взгляд у него был что надо.
– Я журналист, занимаюсь вопросами экономики, в том числе и деятельностью банков, а теперь вот написал роман...
– Да-да, я знаю,- нетерпеливо перебил его Квочкин.- Кста-ти, Виктор Иванович Консольский - мой любимый учитель, сколько лет прошло, а я до сих пор отношусь к нему с глубочайшим поч-тением. Знаете почему? По-моему, он единственный из учителей нашей школы, кто был на равных с учениками во всем, кроме ма-тематики. А математика была моей главной страстью в школе. Чувствуете разницу? Или высокомерный преподаватель истории, которую я терпеть не мог, или добрейший математик, умница, ко-торых поискать надо? Именно поэтому я до сих пор считаю себя учеником Виктора Ивановича.
Чекмарев не понял, какое отношение имеет школьный учитель к их встрече, решил, что Квочкин хочет показать, какой он бла-городный, помнящий добро человек. Словом - самый человечный, а если роман не купит, значит, в этом автор виноват. Похоже, де-ло шло именно к такой развязке.
Квочкин помолчал, ожидая реакции Чекмарева, но что можно было сказать? Молодец, продолжай и дальше в том же духе? Он и продолжил, но уже - о деле.
– Итак, вы написали роман, поздравляю, Сергей Владимиро-вич. И что же?
– Да вот, принес его вам.
– Зачем?
– Чтобы вы прочитали,- пожал плечами Чекмарев.
– Спасибо за доверие, но скажу вам откровенно, мне вполне хватает Кафки и Ницше. На чтение других авторов просто нет времени. К сожалению.
Чекмарев нервно забарабанил пальцами по темно-коричневой, полированной поверхности стола. Не нравился ему этот разговор. Нет - так нет, так и скажи! А он - Кафка, Ницше! Философ хре-нов выискался!
– Виталий Данилович, я хочу предложить вам рукопись рома-на не для того, чтобы вы его читали на ночь, можете вообще не читать, пусть ваши...он хотел сказать "холуи", но вовремя сообразил, что любой человек станет холуем, если дать ему его цену.- Ваши помошники прочтут. И если посчитают, что рукопись может принести вам прибыль, если она окажется полезной вам в материальном и всяком другом смысле, вы купите ее. Собственно, для этого я и пришел к вам.
– Еще раз благодарю за доверие, Сергей Владимирович. Но почему вы решили, что я хочу купить некую рукопись?
Он усмехнулся, и Чекмареву стало ясно, что банкир просто издевается над ним. И получает от этого удовольствие. Он не просто отказывает, а подталкивает просителя к мысли самому от-казаться от своей затеи, извиниться и уйти восвояси.
– Но вы же купили рукопись писателя Бородачева, и я поду-мал, что...
– Вот видите, чем оборачивается подобное "меценатство"!- тут же воскликнул Квочкин.- Я не покупал у Бородачева руко-пись, я просто оплатил издание его романа тиражом в пять тысяч экземпляров. Но и этот, насколько я понимаю, мизерный тираж, оказалось невозможно продать. В итоге я выбросил на ветер деньги, Бородачев кричит на всех углах, что я скупердяй, не согласился оплатить подарочное издание, поэтому роман и не продается, а писатели обрывают мой телефон, требуя, чтобы я купил их нетленные творения. Но, согласитесь, глупо наступать дважды на одни и те же грабли.
"Какого черта я послушал Настю?- с тоской подумал Чекма-рев.- Если уж вбила себе в голову, что нужно продать рукопись банкиру, пусть бы ставила свою фамилию и сама продавала!" Спустя мгновение, и эта мысль ему не понравилась. Пожалуй, Настя могла бы получить... не миллион, но все же... И не за роман. К едрене фене всех этих банкиров!
– Так вы не хотите даже посмотреть рукопись?
– Я не хочу ее покупать. А кстати, сколько вы за нее хо-тите?
После такого разговора язык не поворачивался сказать: миллион. Глупо. Но если подумать...
– Виталий Данилович, вы талантливый банкир, много работа-ете, стали богатым человеком.
– Ну, кое-что есть, скрывать не стану.
– Я тоже много работал, про талант говорить не стану, и в результате создал эту книгу. Готов согласиться, что я глупее вас ровно в десять раз...
– Интересная мысль! Если я правильно вас понял, вы хотите получить за свою рукопись в десять раз меньше, чем есть у ме-ня? Если продолжить ваши рассуждения, несложно прийти к выво-ду, что один банкир может быть умнее всех наших академиков, докторов и кандидатов наук вместе взятых! Вынужден вас огор-чить: талант и работоспособность, конечно, важные факторы, но главное - приложить их в нужное время и в нужном месте, и бро-сить на это все свои силы, даже свою жизнь. Только в этом слу-чае возможен крупный результат. Ошибетесь на сантиметр, на се-кунду - и ваша жизнь, талант, работоспособность гроша ломаного не стоят.
– Понятно. Ну что ж, извините,- со вздохом сказал Чекма-рев. Однако, уходить раздавленным, униженным ему не хотелось.- Между прочим, роман - о банкирах, о том, каким образом они прилагают свои силы и способности. Возможно, вам было бы инте-ресно почитать об этом.
– Сергей Владимирович, поверьте мне, вы ничего не знаете о банкирах, ровным счетом ничего,- укоризненно сказал Квочкин. Он победил и был доволен собой.- Есть слухи, есть сплетни, объективные сведениях об удачах и промахах. Но никто и никогда не раскроет вам истинное положение дел, истинные причины и возвышений, и низвержений. Все, что пишут досужие репортеры и романисты, напоминает мне советские фильмы о научных работни-ках. Я был старшим научным сотрудником, и когда по телевизору показывали фильм о мудрых академиках и отчаянных вундеркиндах, способных на героические поступки, вроде первой серии "Большой перемены", помните? Смеялся и выключал телевизор.