Месть в коричневой бумаге
Шрифт:
– Но ведь она пыталась покончить с собой?
– Три раза. И дважды была очень близка к цели. Мы ее вовремя обнаружили в тот момент, когда она глотала снотворные таблетки. А потом Том нашел ее в ванне с перерезанными на запястьях венами. В третий раз обнаружили только приготовления – четырехдюймовую нейлоновую веревку, перекинутую через бимс в лодочном доме. Вся в кошмарных узлах, но очень прочная.
– Она объяснила, почему решилась на это?
– Она не помнит почему. Вроде бы помнит попытку, совсем смутно, а почему – забыла. Она страшно этим напугана, плачет и сильно нервничает. , – Кто сейчас
– Том сейчас дома. А, вы про врача спрашиваете? Фактически никто. Можно сказать, мы избавились от врачей. Многое для нее можем сделать мы с Томом. Она держалась до смерти мамы. А потом у нее было.., несколько нехороших дней.
– Она меня вспомнит?
– Конечно! Она вовсе не слабоумная идиотка, Боже сохрани!
– А что за хулиганские звонки, о которых вы упомянули?
Она насторожилась:
– Да просто люди, с которыми она сталкивалась, когда.., убегала от нас.
– С мужчинами?
– Убегала одна. И попадала в переплет. Она очень красивая. Для Тома это истинный ад, только вас это совсем не касается.
– Не стоит так разговаривать с добрым старым дядюшкой. Тусклая улыбка.
– У меня нервы измотаны. Из-за этого мне просто.., хочется отказаться от принадлежности к человеческой расе. Слышу по телефону проклятые масленые голоса, будто испорченные детишки интересуются, выйдет ли Мори гулять и играть. Или стая псов, бегущих по следу. Они не знают о ее болезни. Им на это плевать.
– И часто она убегала?
– Не часто. Может быть, раза три за последние четыре месяца. Но и этих трех раз слишком много. И она никогда почти ничего не помнит.
Я взял у нее пустой бокал, налил коктейль, подал ей со словами:
– У вас ведь должна быть какая-нибудь теория. Вы наверняка знаете ее лучше всех на свете. С чего все началось?
– Второй выкидыш произошел у нее из-за какой-то почечной недостаточности. У нее были конвульсии. Я думала, это как-нибудь отразилось на мозге, но врачи отрицают. Тогда я предположила опухоль мозга, ее обследовали, и ничего подобного не оказалось. Не знаю, Тревис. Просто не знаю. Это та же самая Мори, и все же другая. Больше похожа на ребенка. У меня разрывается сердце.
– Ничего, если я заскочу поздороваться с ней?
– Что из этого выйдет хорошего?
– А что плохого?
– У вас просто болезненное любопытство?
– Пожалуй, мое любимое развлечение – ходить смотреть на свихнувшихся.
– Черт возьми! Я просто хотела сказать, что…
– Ее нельзя показывать в таком виде? Да? Ладно. Ей было двадцать. Она пережила страшную смерть отца с огромным тактом и самообладанием. Мне известно, как она обожала Майка.
Слушайте, я не просил посвящать меня во все семейные тайны, но меня посвятили. Хотелось бы посмотреть, что она собой представляет. Может, вы слишком близко общаетесь с ней. Может быть, она выглядит лучше, чем вам кажется. Или хуже. Знаете кого-либо, не видевшего ее с двадцати лет?
– Н-нет… Хорошо, я спрошу мнение Тома. И позвоню вам сюда либо попозже вечером, либо утром.
Она допила свой бокал, и я проводил ее к маленькому красному фургончику “фолкон”. Поблагодарила за выпивку, извинилась, что отнимала у меня время, перечила и грубила. Потом уехала.
Бидди позвонила утром и пригласила меня в дом на ленч. Сказала, что Мори
Глава 6
Бриджит Пирсон, видно, услышала скрежет гравия подъездной дороги под колесами моей машины и появилась из-за дома со стороны озера, в желтых шортах и белом топе без рукавов, с волосами, стянутыми в хвост желтой лентой, в огромных темных очках.
– Очень рада, что вам удалось выбраться! Пойдемте. Томми окуривал двор перед уходом на службу, и теперь там едва ли найдется хоть одна мошка. Он будет с минуты на минуту.
Она все тараторила, несколько нервно, пока я шел за ней по склону, выходившему на берег озера. Густые кроны тесно посаженных деревьев скрывали участок от соседних домов. Под тенистым цветущим баньяном стоял стол красного дерева и скамейки. Двухэтажный ангар для лодок представлял собой симпатичное произведение архитектуры, гармонирующее с домом. Т-образный причал, у причала маленькая моторная лодка. Вокруг газона железная ограда, выкрашенная в белый цвет, на траве играют солнечные зайчики. На краю стола припасы для пикника. В железной жаровне дымятся угли. Указав на кувшин со свежим апельсиновым соком, на ведерко со льдом, бокалы, бутылку водки, она мне предложила смешать себе выпивку, пока пойдет известить Мори о моем приходе.
Через несколько минут из затянутых сеткой дверей патио вышла Морин и с улыбкой направилась ко мне через двор. Ее покойная мать назвала внешность Мори в письме потрясающей. Она была поистине великолепна. Бидди потускнела в ее присутствии, словно младшая сестра оказалась неудачной цветной фотографией, снятой со слишком большой выдержкой и поспешно проявленной. Светлые волосы Мори были длиннее, пышнее, светлее; голубые глаза – глубже, ярче. Кожа покрыта золотым безупречным загаром, даже как бы театральным и нарочитым. Фигура гораздо полнее; не будь она такой высокой, вес казался бы лишним. Поверх голубого купальника на ней был короткий открытый пляжный халат с широкими белыми и оранжевыми полосами. Она не спеша подошла ко мне, протянула руки. Пожатие твердое, сухое, теплое.
– Тревис Макги. Я вспоминала вас тысячу раз. – Голос столь же неторопливый, как походка и улыбка. – Спасибо, что приехали нас навестить. Вы были так добры к нам давным-давно. Ты права, – объявила она, оглянувшись на Бидди через плечо, – я тоже думала, что он гораздо старше. – Дотянулась, легонько поцеловала меня в краешек губ, крепко стиснула мои пальцы и выпустила. – Извините, дорогой Тревис, мне надо пойти поплавать. Я уже несколько дней пропустила, а когда это затягивается надолго, становлюсь вялой, сонной и гадкой.
Она вышла на перекладину Т-образного причала, натянула шапочку, сбросила на доски халат, нырнула с порывистой энергичностью специалиста и принялась плавать взад-вперед вдоль ряда опор, почти полностью скрытая причалом, так что мы видели только медленные и грациозные взмахи загорелых рук.
– Ну? – спросила Бидди, стоя у меня за плечом.
– Совершенно потрясающая.
– Но другая?
– Да.
– В чем разница? Можете точно сказать?
– Пожалуй, кажется, будто вся эта сцена ей снится. Она как бы.., плывет. Она что-нибудь принимает?