Месть в коричневой бумаге
Шрифт:
– Но чего вы хотели добиться? Я выключил микрофон.
– Эл, вы что, не хотите играть на моей стороне?
– Не могу! Это настолько из ряда вон…
– Кто может дать разрешение на попытку сыграть по-моему? Ваш босс?
– Старик Сэм Тепплер? Он рухнет замертво при одном намеке.
– Как насчет государственного прокурора вашего судебного округа, Гаффни?
– Гаффнер. Его зовут Бен Гаффнер.
– Есть какой-нибудь шанс получить его согласие? Прокуроры бывают разные. К какому он типу относится?
Эл Стейнгер вышел из машины, хлопнув дверцей, медленно обошел вокруг
– Гаффнер работает четвертый срок. Пользуется дьявольским уважением. Но никто с ним не сблизился. Любит наказывать, никому не дает спуску. В курсе всех дел. В игрушки не играет, выстраивает свои дела точно каменные стены в старые времена. Могу сказать только.., может и согласиться. Придется выложить ему всю историю, от начала и до конца. Он прямой, крутой, сам себе таким нравится. Но я с ужасом думаю, как мне ему объяснить, почему вы сейчас не за решеткой, Макги.
– Давайте попробуем.
Он пошел к телефонной будке на углу бензозаправки через хайвей, я наблюдал за ним в течение долгого разговора в освещенной кабине. По вялой походке на обратном пути нельзя было догадаться о полученном ответе.
Стейнгер сел рядом со мной, плотно закрыл дверцу.
– Он в пятидесяти пяти милях отсюда, в округе Лайм. Сказал, выезжает минут через десять. Захватит с собой пару сотрудников. Они ездят быстро. Откроют в суде какой-нибудь зал для слушаний. Там мы с ними и встретимся.
– Что вы ему сказали?
– Что один псих просит меня помочь спрятать тело жертвы убийства.
– А он что сказал?
– Спросил, зачем звоню. Я объяснил, что, возможно, у психа имеется неплохая идея. Он решил приехать послушать. Не думаю, что он купится.
– Стоит попытаться продать.
– Почему я вас не запер покрепче?
– Потому что в душе вы весьма славный малый.
Я помигал фарами, пришла девушка, забрала поднос, получила деньги. Стейнгер связался со своим офисом, сообщил, что сменяется чуть пораньше полуночи, и попросил диспетчеру оповестить Наденбаргера.
Мы подъехали к зданию суда. Он нашел ночного дежурного, попросил открыть небольшой зал рядом с судейскими кабинетами на втором этаже и велел ему встать у боковой двери со стороны стоянки в ожидании приезда мистера Гаффнера.
Трубки ламп дневного света осветили потертый красный ковер, стол под красное дерево, окруженный десятью стульями. В зале без окон воздух был застоявшимся, спертым. Стейнгер повозился с термостатом, что-то щелкнуло, повеяло прохладой. Мы принялись раскладывать на засаленной столешнице всякую всячину. Два пузырька с прописанными препаратами, один частично использованный. Жучок с двумя головками. Магнитофон, шнур которого воткнули теперь в розетку. Плоскую голубую сумочку в тон голубым туфлям-лодочкам, завернутым в бумагу вместе с мертвой женой Тома Пайка. Револьвер Холтона. Ломик, который оставил следы насильственного вторжения в раздвижные стеклянные двери и в стальной медицинский шкафчик.
Мы ждали Гаффнера. На губах Стейнгера играла слабая, усталая улыбка.
Глава 19
Бен
Гаффнер любил порядок. Он в удобном порядке разместил перед собой желтый официальный блокнот, четыре остро отточенных желтых карандаша, стеклянную пепельницу, сигареты и зажигалку. Рико принес магнитофон “Сони-800”, подключил, вставил новую пленку, проверил, водрузил микрофон на книгу, положив ее в центре стола, вновь проверил, отрегулировал громкость и кивнул Гаффнеру.
Только тогда Гаффнер взглянул прямо на меня. Медленно вращались кассеты с пленкой. У него была лунообразная физиономия, а все мелкие, тонкие черты сосредоточились в центре луны. Волосы стрижены коротко, за исключением седого курчавого хохолка спереди, похожего на моток стальной проволоки. Глаза с необычным желтым оттенком, причем прокурор обладал способностью смотреть не отрывая глаз, не мигая, абсолютно без всякого выражения. Довольно эффективно.
– Ваше имя? – проговорил он наконец. Никаких отличительных признаков в голосе, в речи. Никакого акцента, намека на происхождение.
Имя, возраст, адрес, род занятий, семейное положение, местный адрес.
– Как я понял, вы делаете добровольное признание, мистер Макги. Должен предупредить…
– Я осведомлен о своих правах относительно дачи невыгодных для себя показаний, молчания, присутствия адвоката и прочего, мистер Гаффнер. Свободно и добровольно отказываюсь от них без каких-либо угроз, обещаний и принуждения с вашей стороны.
– Очень хорошо. Опишите мне собственными словами ваши действия, связанные с инкриминируемым вам преступлением…
– Так дело не пойдет, мистер Гаффнер.
– Оно пойдет так, как желательно мне.
– Тогда вы напрасно проделали долгий путь. Эл, ведите меня за железную дверь.
Пока Гаффнер сверлил меня желтым взглядом, можно было медленно сосчитать до десяти.
– Что же вы предлагаете, мистер Макги?
– Я хочу начать с событий пятилетней давности, рассказать, где и как познакомился с Хеленой Пирсон Трескотт и ее дочерьми. Не отниму у вас времени подробностями, не имеющими отношения к делу, которое, надеюсь, вы сможете вынести на рассмотрение Большого жюри. Кое-какие последующие события будут предположительными.
– Меня не интересуют ваши предположения.
– Меня не интересует ваша незаинтересованность моими предположениями. Я намерен вам их изложить вместе с имеющимися у меня фактами. Без предположений факты вместе не свяжутся. Просто придется вам все это вытерпеть, мистер Гаффнер. Утешьтесь возможностью получить несколько ниточек.
После очередного долгого немигающего желтого взгляда он согласился:
– Тогда приступайте. Постарайтесь не отвлекаться. Когда я вот так подниму руку, прервитесь, пожалуйста. Значит, мне надо сделать заметку в блокноте. Как только закончу писать, продолжайте, по возможности с того, на чем остановились. Ясно?