Месть в законе
Шрифт:
– Совсем с ума сошел, - вынес заключение Лозовой.
– Ты сам и позвонил мне. Не помнишь, что ли? «Помогите! Жену убил! Руки на себя наложу! Жить не хочу больше!» Допился, идиот…
– Да?
– удивился Горбушкин.
– А я и не помню, чтоб звонил.
– Еще б ты помнил!
– воскликнул полковник.
– Ты же лыка не вязал. Смотри, сколько выжрал!
– Он окинул взглядом множество пустых бутылок из-под водки.
– Нормальный человек от таких доз может сдохнуть запросто. Ну, говори, что произошло
– Да это… елки-палки… как его… в общем… короче… - начал Горбушкин свое содержательное повествование.
– Я тут сидел, - указал он на перевернутый стул.
– Она там стояла, у окна. Курила. Ну, это самое, как его… окно, значит, запотело.
– Да что ты мне тут все «быкаешь», «мыкаешь»!
– прикрикнул Лозовой.
– По делу говори!
– Есть - по делу!
– вытянулся Горбушкин.
– Она на окне написала - «Таганка»!
– выговорил Севостьян Иванович так, будто сообщал о приближающемся всемирном потопе.
– Чего - «Таганка»?
– не сразу понял Юрий Олегович.
– Того - Таганка!
– зашептал капитан. Хмельные пары уже начали оставлять его бренное тело, освобождая пустоты головного мозга для более или менее трезвых мыслей.
– Таганка - это Таганцев! Андрей Аркадьевич который!
– Ну ты точно допился до белой горячки!
– Лозовой даже рассмеялся негромко.
– Она-то какое отношение ко всему этому имеет? Сбрендил ты от своей водки, что ли?
– Да не сбрендил я!
– все тем же шепотом возразил Горбушкин.
– Я ж ее, Настьку-то, нашел неизвестно где! На вокзале, в линейном отделе!
– Давай-ка еще раз и по-русски желательно. При чем здесь вокзал и линейный отдел милиции?
– Да познакомились мы там! Случайно! Я к товарищу приехал в транспортный отдел… - Севостьян Иванович стал говорить еще тише, постоянно оглядываясь на дверь. Худо ли бедно ли, но красноречие постепенно вернулось к нему, если, конечно, можно назвать красноречием торопливый и неизжитый до сих пор провинциальный говор простого мужика из северной глубинки, перемежающийся постоянно словами-паразитами вроде «это самое», «как его», «того» и «короче».
Из рассказа Горбушкина Лозовой понял что к чему. Выходило, капитан нашел себе деваху без роду, без племени, даже без паспорта и какой-либо прописки. И, совершенно ничего не зная о ее прошлом, притащил к себе домой.
– Вот и прижилась так. Потом документы восстановила, якобы потерянные. Ну значит, того, поженились мы потом, это самое… Все, товарищ полковник. Ей богу, все рассказал!
– торжественно закончил Горбушкин свое повествование, глядя на полковника глазами, какими смотрит на хозяина провинившаяся дворняга.
– Молодец, нечего сказать, - произнес Лозовой.
– С улицы всякую шваль к себе тащишь, не поинтересовавшись даже откуда ты ее вытащил.
–
– Из какого дерьма, Горбушкин?!
– возмутился Лозовой.
– Ты сам-то по уши в дерьме купаешься!
– Он брезгливо двумя пальцами взял со стола граненый стакан, на дне которого плескалась чудом недопитая водка, понюхал и, сморщившись, поставил его на прежнее место.
– Ну и гадость же ты пьешь, капитан!
– Гадость, товарищ полковник!
– с готовностью согласился Горбушкин.
– Так точно - гадость! Такую гадость пью, товарищ полковник!
– Да помолчи ты! Завелся! Говоришь, «Таганка» она написала на стекле?
– Лозовой о чем-то крепко задумался.
– Таганка… Таганка…
– Я вот, что думаю, товарищ полковник… - начал было Горбушкин.
– Тихо!
– прикрикнул на него Лозовой. Лоб его перечертили морщины, а губы были плотно сжаты.
– А ну, поехали!
– приказал он.
– Живо вниз. Я тебя подожду в машине.
– А она как же?
– Горбушкин, конечно, спросил о жене.
– Не умрет без меня, а?
– Не беспокойся, - ответил полковник.
– Думаю, она без тебя только счастлива будет.
Когда Севостьян Иванович сел в служебную «Волгу» полковника, Лозовой скомандовал водителю:
– На Литейный. В ФСБ.
А уже по дороге набрал номер телефона своего знакомого из территориального управления Федеральной службы безопасности.
– Але! Виктор Данилович? Лозовой на связи. Приветствую. Прости, что поздно звоню. Ты все равно еще на службе. Слушай, окажи помощь по старой дружбе. Завтра? Завтра, боюсь, поздно будет. Да. Очень серьезно. Когда буду? Так я уже, считай, у тебя!
«Волга» притормозила у одного из подъездов Большого дома на Литейном проспекте.
Лозовой и Горбушкин зарегистрировались в бюро пропусков и через десять минут уже вошли в кабинет, на стене которого висел портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского.
– Здравствуй-здравствуй, Юрий Олегович!
– встал из-за стола невысокого роста мужчина лет пятидесяти, одетый по чекистской традиции в серый строгий костюм и белоснежную сорочку с галстуком.
– Коновалов.
– Представился он Горбушкину.
– Горбушкин!
– суетливо ответил капитан. Севостьян Иванович хотел пожать протянутую руку хозяина кабинета, но узкая потная от накатившего волнения ладошка предательски выскользнула.
Виктор Данилович достал из кармана чистейший носовой платок и тщательно вытер свою ладонь.
– Извините, - зачем-то сказал Горбушкин.
– Бывает, - машинально ответил Коновалов.
– Ну что, полковник, - он по-приятельски тепло посмотрел на Лозового.
– Коньячку?
– Можно… - как всегда, невпопад произнес Севостьян Иванович, хотя выпивку предлагали не ему.