Месть ведьмы

Гарин Александр Олегович

Лучник в синем повертел между пальцев длинный узкий нож, слушая набирающие силу голоса.

– Эх, на пирке бы теперь свадебном погуляти!
– Потягиваясь всем телом, заметил гном.
– Комес уж как не поскупился...

–

Гля на этого обжору, - расхохотались голоса с другой стороны костра.
– Уж ты тогда попировал всласть, грех те жаловаться!

Гном, ничуть не смущаясь, кивнул крупной, коротко остриженной головой.

– Мне што, - подсовывая под спину седло, ухмыльнулся он, - шляхтич повелел по всем своим деревням выкатывать бочки с медовухой, да по целому быку отдал на гулянье. Ох и наплясался я тогда... все подметки сбил, волдыри надул - до сих по болят, а уж второй месяц пошел с той свадебки. Пир стоял - коромыслом!

– Дым.

– Чего?
– Обернулся к синему платью гном.

– Дым коромыслом, - не спуская глаз с поблескивающего в полутьме лезвия, поправил пришлый.
– Так принято говорить.

– Вот эта видывал?
– Тяжело сопя, гном сделал неприличный жест.
– Говорю - пир коромыслом стоял, знач, так и было! Кострища по всем деревням едва не до неба доставали. В городах, что Казимиру, владетелю выжигскому, принадлежат, гуляли три дня, от заката до рассвета. И все никак не утихомиривались. Брательник мой, Мжичка-шестопер, в тамошних лесах укрывался как раз, комесу как нить не до разбойничков все было.

Говорит, уж сколько господских возков к замку прибывало, не перечесть! Гудели полную седьмицу! Охоты по лесам, пиры до полуночи, вино рекой, мяса горищи! Комеса я мельком видывал, - почесав подмышку, продолжил гном.
– Вместе со Сколопендрой. Выезжали как раз из замка, рука об руку. Ну, я в толпе кметов затесался, глядел все, пока мимо проезжали. Кажися, она меня не заметила, уж больно все на шляхтича смотрела, а он на неё, словно потерять боится. Дааа, - мечтательно протянул разбойник, - была б девка поумнее, горя б не знала. С такими владеньями, как Выжья Сечь, чего только не наворотишь! А ты говоришь, дым...

Победоносная ухмылка застыла на губах обернувшегося к заносчивому спорщику гнома. На месте синего платья осталась лишь едва примятая трава, да узкий клинок, увязший по самую рукоять в земле.

– Тьфу, нечисть длинноухая, - в сердцах сплюнул гном, ухватывая бутыль за горлышко. Над кронами деревьев по небу протянулись первые, пока тонкие как паутинки, серые тени.
– Выпьем за добрую дорогу, да за богатую добычу!

Через час лагерь опустел. Над потухшим костром вилась тонкая струя горького дыма, да блестя горлышком в первых лучах, валялась брошенная бутыль в оплетке. Вольница растворилась в нарождающем дне, и о том, куда держали путь лесные разбойники, знали только они сами, да лихая удача, толкающая в спину к новым приключениям.

Конец второй части