Месть вора

Седов Б. К.

– Все, закончили. Разбегаемся баиньки, – успокоил я ее. – Надеюсь, ты меня подбросишь до дома? Не придется ловить такси?

– Черт с тобой, милый. Подброшу, – не преминула уколоть меня Конфетка. – Куда же ты без меня, немощный? На такси разоришься.

Странно, но, похоже, я уже успел настолько привыкнуть к тому, что эта красавица даже и не пытается скрыть того, что испытывает ко мне неприязнь, что совершенно перестал обращать внимание на ее постоянное хамство. Я просто пропускал его мимо ушей. А может, это заслуга Кристины, которая еще совсем недавно так старательно трепала мне нервы, что вылудила их до состояния полнейшей бесчувственности?

Эх, Кристина, Кристина… Малышка Крис,

как ты там без меня, в этой мрачной, дикой Ижме? Сумела ли спокойно переварить мое исчезновение? Смогла ли простить меня, негодяя?

Вот я сам себя, кажется, не простил. И, наверное, не прошу никогда. И за тебя, и, более того, за Настасью, которая, не объявись я на ее горизонте, была бы сейчас жива. И, возможно, даже по-своему счастлива. И какого же дьявола мне понадобилось приручать эту несмышленую невинную девочку?! Только затем, чтобы довести ее до погоста? Какой же я эгоист! Какой же подлец!

– О чем задумался, Знахарь?

Я стряхнул с себя мрачные думки и только тогда заметил, что мы уже подкатили к дому Эла, который жил всего в трех-четырех троллейбусных остановках от того места, где сейчас обитали Леонид с Ангелиной. Сегодня мы здесь уже побывали, когда заезжали за электронными прибамбасами, которые потом использовали в своих шпионских играх.

– Все, пошел отсыпаться. – Электроник протянул мне на прощание руку. – Завтра я нужен?

– Жди звонка во второй половине дня, – ответил я, и Эл, буркнув «Угу!», выскользнул из машины.

А я поспешил перебраться вперед на его место. Никогда не любил ездить на заднем сиденье.

– К тебе? – Конфетка тронула с места «девятку».

И вдруг из злобной фурии превратилась в настоящего ангела. И куда только делось все ее ничем неприкрытое хамство? И где только растворились ее обжигающие взгляды исподлобья? Рядом со мной оказалась чудесная, замечательная девчонка. Неприязнь неожиданно сменилась участием и искренним сопереживанием. И в том, что оно действительно искреннее, я ни на миг не сомневался. Мысли о том, что вся эта перемена ко мне может оказаться прелюдией к какой-нибудь провокации, я даже не держал в голове. За четыре года варки в котле непростых человеческих отношений я научился достаточно хорошо разбираться в людях. В том числе в женщинах.

Глава 2

МЫ ОДИНАКОВО НЕСЧАСТНЫ

– Так о чем ты, Денис, так серьезно задумался? – переспросила меня Конфетка, стоило «девятке» отчалить от тротуара.

– О том, какая же я грязная скотина, – честно признался я.

– Ты уверен, что это именно так? – Конфетка на секунду отвлеклась от дороги и бросила на меня мимолетный взгляд. А я с удивлением обнаружил, что ее голос, оказывается, может звучать удивительно мягко. Совсем без, казалось бы, неизбежных примесей едкой щелочи и металла. – Денис, скажи, ведь тебя что-то гложет?

– Иногда, – вздохнул я. – Бывает так, что оно – это что-то – наваливается на меня, затягивает в какую-то чудовищную мясорубку… душегубку… И начинает терзать, рвать на куски.

– А ты никогда ни с кем не пытался этим делиться?

Я задумался. Когда? С кем? То, как я тяжело переживаю гибель Настасьи, как виню в этом себя, видел, пожалуй, только Комяк. Но тогда, в тайге, ему было не до того, чтобы заострять внимание на моем сплине. Да и у меня все эмоции тогда легко вытеснялись целым сонмом текущих проблем, вызванных сложной дорогой и беспомощностью моего раненого проводника. Потом тоже вроде было совсем не до тяжких думок о том, насколько я виноват в смерти несчастной девочки-нетоверки. Кослан, Микунь, Сыктывкар, Пермь… Новые люди, свежие впечатления, заботы о том, как бы не угодить в лапы ментам… Но вот появилось море свободного времени, когда

я бездельничал после пластической операции в одной из частных клиник Перми. Именно тогда я и испытал на себе, что такое настоящая – вязкая, словно патока, бездонная, как Марианская впадина, – всепожирающая хандра. Валялся в постели, тупо пялился в потолок и ел поедом самого себя. За то, что так по-собачьи обошелся с несчастной маленькой Крис; за то, что явился причиной (хотя и косвенной) гибели Трофима и Насти; за то, что по-подлому ножом в спину заколол солдата, который не успел сделать мне ничего плохого, а потом хладнокровно разнес из дробовика башку сопливому дураку мальчишке, сдавшемуся нам в плен. Черт меня знает, может, и не пережил бы я этого приступа депрессняка, наложил бы на себя белы рученьки – или спился бы, или бы подсел на иглу, – если бы не цель номер один всей моей жизни – должок брательнику и бывшей женушке; адвокату и прокурору; и, наконец, негодяю Хопину, совершенно уверенному в том, что он вправе манипулировать человеческими судьбами…

– Денис. Дени-и-ис. – Конфетка легко коснулась моего локтя. – Опять задумываешься? Дурной признак. Смотри, как бы не пришлось обращаться к психиатру.

– Не придется, – пробурчал я.

– Хорошо бы. – Конфетка притормозила перед светофором, вытащила из пачки сигарету. Прикурила и задумчиво произнесла: – Знаешь, порой бывает так, что проще поделиться с кем-нибудь грузом, который тебя тяготит, чем волочить его на себе в одиночестве.

Загорелся зеленый, и «девятка» начала набирать скорость по Ивановской улице.

– А тебе, кажется, хочется, чтобы я поделился с тобой? – поинтересовался я. – Не пойму только, зачем тебе это надо? Обычное женское любопытство?

– Я и сама не пойму. – Конфетка чуть заметно пожала плечами. – Возможно, что так. Ты мне действительно интересен. Никогда не встречала человека… – Она на секунду замялась, подыскивая подходящую формулировку. И выбрала самый обычный штамп. – Человека с такой сложной судьбой.

– Никогда не встречал человека с таким сложным характером, – выдал я довольно мрачным тоном. – А вообще-то, что ты можешь знать о моей судьбе?

– Ничего. Точнее, никаких подробностей. – Конфетка, разогнавшись по путепроводу над платформой «Сортировочная», переключила на пятую скорость. И, помолчав пару секунд, виноватым тоном произнесла: – Денис, ты меня извини, что вела сегодня себя как последняя стерва. Это совсем не потому, что ты мне не нравишься. Наоборот… У меня, у непутевой, все наоборот. Все не как у нормальных людей… Сама не пойму… Я почему-то поставила перед собой цель вывести тебя из терпения. И злилась, что у меня ничего не выходит.

– Никогда ничего у тебя и не выйдет, – хмыкнул я. – Просто полгода назад я прошел трехмесячные тренировочные сборы у одного из ведущих специалистов по трепке нервов. Ее зовут Крис. Кристина. Вот это профи! Ты по сравнению с ней всего лишь любитель.

– Расскажи. – Конфетка опять отвлеклась от дороги и уперлась в меня своим рентгеновским взором.

– Смотри вперед. Сейчас куда-нибудь вмажемся… Так про что тебе рассказать? Про Кристину?

– Про все.

«Вот уж нет, – подумал я, – перебьешься! Это мое, и никто никогда от меня не услышит больше того, что я сочту возможным рассказать про Крис и Настасью, про Комяка и Трофима, про чувство вины, которое источило меня, как термиты кусок древесины, и приступы сплина, которые развили во мне жестокую монофобию [46] . Никто! Никогда!»

46

Монофобия – страх одиночества.