Месть. Разрывая душу
Шрифт:
Мы познакомились еще, будучи мальчишками. Тогда я только попал в приют для
несовершеннолетних. Мне было шестнадцать лет.
Уже тогда я знал, что такое вкус крови. Мое детство, если его таким можно было назвать, было адом. Родители - наркоманы, которые были готовы убить за очередную дозу. Они не
жалели ни меня ни мою сестру. Поначалу издевались только надо мной, а после того как
Хэйли исполнилось четыре года переключились и на малышку.
Каждый день была новая пытка. Каждый
указания. Встречаться с дилерами и принимать у них товар. Передавать им деньги и снова
возвращаться в дом под названием «чистилище». Где тебя ждали не ласка и похвала... Там
ждали боль и страдания.
Неповиновение каралось жестоко. Нас избивали. Зверски. Выбивали все дерьмо, так что
лежа на мокром полу подвала ты не чувствовал своего тела. Только кровь, металлический
привкус которой, я запомнил на всю жизнь.
Эта была не жизнь, а лишь жалкое её подобие. Существование среди грязи и нищеты. Все
кости в моем теле были переломаны десятки раз. И как я оставался живым по сей день, для
меня было загадкой. Ребенок просто не мог выдержать этого, но я справился...
Я как сейчас помнил широко распахнутые зеленые глаза своей маленькой сестренки - Хэйли.
Она была младше меня на одиннадцать лет. Совсем еще ребенок, но столько повидавший в
своей жизни, что можно было бы снять триллер на основе реальных событий.
Я помнил, как один раз отец сломал её руку за то, что малышка потратила один, чертов
доллар, на конфету, а не на очередную дозу. Я набросился на него желая разорвать его на
куски. Получил несколько сломанных ребер и сотрясение мозга. Только все это мы узнавали
не от врачей. Мы их никогда не видели. «Зализывали» свои раны как собаки. Но со временем, мы могли сами определить, какая кость сломана, только лишь испытывая адскую боль.
Оказывали друг другу первую помощь. Накладывали повязки, шины. Все что, так или иначе, могло помочь. Единственной радостью было наличие таблеток адвила. Родителям не
нравилось спать, когда они слышали плачь или болезненные стоны. За это нас тоже могли
наказать... Иногда у нас получалось выбраться из дома незамеченными и тогда мы просто
притворялись бродяжками, обращались в больницу за помощью.
Я помнил каждую слезу Хэйли и каждый болезненный крик. Они впитались глубоко в мою
душу, не давая шанса на освобождение. Я знал, что рано или поздно все это закончится, надеялся на это с каждым днем все больше. Хотел нормальной жизни для моей малышки,
которой нас лишило это отродье. Я думал о том, как она пойдет первый раз в школу и
представлял её улыбку. Которой никогда не видел. Это была пытка и в ней мы были самыми
близкими друг другу
Мы не умели улыбаться, просто не знали, как это делать и для чего. Все вокруг нас было
слишком мерзким. Серым и безжизненным.
Уже тогда я ненавидел: людей, себя, за то, что не мог дать отпор – был слишком слаб, чтобы
противостоять. Каждое постороннее прикосновение воспринималось как удар, за которым
незамедлительно последует разрывная боль. Именно поэтому, как только я оказался в
приюте, стал одиночкой. Не мог вынести присутствия кого-либо рядом. Я остался один.
Нас разлучили с Хэйли. Эти изверги продали мою сестренку. Отдали её дилеру за дозу, когда
в очередной раз нечем было заплатить. В тот день мой мир прекратил свое существование.
Будто в комнате погасили одну единственную лампочку, от которой исходил свет и тепло. Я
был во тьме, из которой не мог выбраться. И сделать с этим ничего не мог. Я был слабаком, потому что позволил этому случиться, потому что не смог остановить их. Не смог защитить
Хэйли. И я никогда себе этого не прощу.
Сколько бы я не искал сестренку, ничего не получалось. Ни одной зацепки. Она исчезла в тот
день бесследно. Испарилась, будто её и не было в моей жизни. И это уничтожало меня все
эти годы, пока я не нашел выход... Заблокировал в сознании эту часть моей жизни, посвятил
свою жизнь борьбе...
Через несколько месяцев родители подохли от передоза. Видя их обездвиженные тела,
поначалу было страшно, но как только я понял, что опасность мне не угрожает, я выплеснул
весь свой гнев на этих зверей. Бил руками, пинал ногами их холодные тела. Давая полную
волю действиям, кричал на этих ничтожеств, зная, что за этим не последует наказания.
Хотел, чтобы они поняли, что такое каждый день подвергаться пыткам. Но им уже было
плевать. Они сдохли как собаки.
Когда лезвие ножа пронзало их кожу, я улыбался. Это было впервые, когда я захотел
смеяться. Меня переполняла дикая радость. Срываясь на крик, я вонзал нож еще глубже,
радуясь каждой капле крови, которая стекала на пол. Все что я тогда испытывал, все чувства -
они ни с чем несравнимы. Это было больше чем удовольствие. Больше чем счастье. Будто вся
тяжесть твоей нескончаемой жизни упала с плеч. Ощущение эйфории... Я знал, что на этом
все кончено... И был поистине счастлив.
Картер был первым, кто осмелился подойти к мальчишке, чье тело было все в синяках и
ссадинах. Он напоминал меня. Такой же тихий и нелюдимый. Его не радовало общение с
другими детьми. И в этом мы нашли что-то общее, что потом сблизило нас. Мы были всегда